Шандор Ласло-Бенчик - В тугом узле

Рагашич захохотал:

— Опля! Народное празднество отменяется. Тоже хорошо! Тогда я сам беру ноги в руки, иду к Золи Чонке, дождусь, когда они вернутся, и заберу у него назад сотнягу. Гениально! Вот так-то, приятель. Ты имеешь дело с великим гением!

— Не беда, Миша, все образуется.

— А этого старого хрыча я пока оставлю здесь. Слышишь, ты, мусорный ящик! Сиди тут и спокойненько жди меня. Можешь даже поспать пока. Ясно?

Миша Рагашич сунул руки в карманы и зашагал твердой походкой, опустив голову. Пройдя несколько шагов, он обернулся и, заулыбавшись во весь рот, спросил:

— Но дело сделано, не так ли, Богар? Ох, уж эта любовь, боже мой! В этом загнанном мире иногда все же неплохо почувствовать себя человеком.

Они проводили меня до больницы.

— Теперь ты придешь только в воскресенье? — тоскливо спросил я у Орши.

— Я принесу тебе в воскресенье запеченный картофель.

— Вот увидишь, как только выйду отсюда, у нас каждый день будет воскресенье.

Такая милая, красивая женщина — моя жена, что даже на душе защемило.

Она села на скамейку рядом со стариком Таймелом, прямо восковая кукла в паноптикуме.

Такого покладистого человека, как Таймел, я еще не встречал. Стоит ему сказать: «Старик, надо вкалывать!» — он тут же заведется, как мотор, и, посапывая, вкалывает не покладая рук, и сам, по своей инициативе, не бросит работу аж до страшного суда. И наоборот, если скажут ему: «Хватит, отбой, папаша!» — он со всей серьезностью кончает работу, и уж тогда его ничем не расшевелить. Правда, бросит пару крепких словечек — тут его понуждать не надо, заведется, не остановишь, пока хватит кислороду…

Время посещения больных подходило к концу. Мы с Таймелом укрылись в кустах, чтобы поменяться одеждой. И тут старик, ни слова не говоря, набросился на меня и дрожащими от волнения руками стал шарить у меня на груди. Что за чертовщина?! Я обалдел и готов был уже вмазать ему разок, но старик в этот момент добрался до нагрудного кармана своего пиджака и с торжествующей улыбкой извлек из него небольшую плоскую фляжку.

— Эх ты, разиня, ты ее даже не заметил! Самое надежное лекарство от любой хворобы. Это мой подарок тебе, парень.

Я вернул фляжку старику, сказав, что у меня есть тут чем лечиться.

Голова у меня гудела, мне хотелось лечь в постель. Не то чтобы я чувствовал себя очень усталым, скорее, меня одолевала какая-то приятная истома. Но старик продолжал жужжать мне в уши.

— Говори, говори, папаша! — сказал я, не слушая его.

Но продолжить разговор уже не было возможности. Поток возвращающихся посетителей закружил старого Таймела и вынес за ворота. Старик осторожно лавировал в толпе, прижав руку к груди, оберегая возвращенную ему ценность. Наш «леший» был малость скуповат. И наверняка приврал, что купил на рынке эту фляжку, — небось слямзил ее у родственников своей дочери. Зять у него — гешефтмахер.

На другой день утром в дверях моей палаты появился Рыжий Лис. За ним — дядюшка Лайош Беренаш и мастер Переньи. Все трое были облачены в белые халаты, до дверей их сопровождал даже дежурный врач. Впрочем, я и так сразу понял, что не человеколюбие и симпатия к моей персоне привели этих начальников сюда, им что-то было нужно. Официальное.

Признаюсь, я удивился, меня даже охватило какое-то беспокойство. Молча я смотрел на них. А они с некоторой неуверенностью сделали несколько шагов по палате, и тут же лица их радостно озарились: они увидели меня. В этом, правда, не было ничего особенного: я лежал у них перед носом, крайняя койка — это мой «отсек».

Рыжий Лис по-настоящему прозывался Дюлой Ишпански — то есть товарищем Ишпански, в зависимости от того, при каких обстоятельствах общаешься с ним. Нам, разумеется, так было проще, ведь для нас он Начальник, начальник с большой буквы.

У нас на заводе много их ходит — управляющих администраторов, руководителей и других местных шишек, но, я думаю, из всех них он — самый настоящий профессионал. Двадцать пять лет он возглавляет центральное предприятие завода, что уже само по себе — захватывающий цирковой номер, одно из наших отечественных чудес.

— Добрый день, товарищ Богар! — нарушил молчание Ишпански.

До сего времени я считал, что большой начальник и фамилии-то моей не знает, и был явно смущен. Как мне ответить? Мол, рад видеть вас, товарищ директор? Или, может быть: здравия желаю, товарищ руководитель предприятия? А может быть: к вашим услугам? Или просто сказать в ответ «Добрый день!»?