На это нужно было посмотреть.
Мы как раз остановились на минуту привычно перевести дух перед ожидавшей нас работой.
За нашей спиной холмистую пустынную местность плотной коричневато-серой пеленой окутывал сумрак, а перед нами, над базой, лились потоки света и простирались до самого сверкающего огнями города. Будто мы пришли из мрака и вот находимся на пороге яркого, светлого, красивого мира, — нужно преодолеть только одно досадное препятствие.
Опоры ворот покоились в забетонированных гнездах, причем с учетом песчаной почвы, достаточно глубоких. Но мы знали, что они будут нам послушны и прекрасно выдержат небольшую операцию. Мы проложили стальную балку внизу поперек опор. Железные листы, назначение которых состояло в том, чтобы не дать деревянным клиньям уйти в землю, положили вплотную к самым опорам. Между балкой и листами образовалось крохотное расстояние. Сюда мы установили по паре клиньев, острием к острию, чтобы они могли наползать друг на друга. Клинья были крепкие, тридцатисантиметровки.
По два человека стали к каждой опоре: у одной — Яни Шейем и против него Виола, у другой — мыс Мишей Рагашичем. Дело простое. Суть его в том, чтобы четыре молота строго синхронно и с одинаковой силой били по клиньям. Потому как если ворота начнут подниматься неравномерно, косо, то шпунты опор ослабнут, перекосятся, рама деформируется, сварочные швы лопнут, и ущерба будет больше, чем пользы. Словом, делать нужно было с умом. С умом? Нужен хороший ритм — в этом погрешить было нельзя. Нужна была особая, сверхчувствительная гармония, единый настрой на безупречные совместные действия.
— Ну, что, человекоподобные? — спросил Яни Шейем и поплевал на ладони. Потом хохотнул. Это означало, что в последующие минуты он будет заправилой, будет задавать темп, а нам только следует быть предельно внимательными. — Итак, включаем автоматику. Э-эх, ра-аз!..
Говорят, когда-то подобные работы выполняли под песню. Мы к этому не привыкли, не умели, и нас это не увлекало. Когда надо, ту же функцию выполняла ругань или дружные выкрики. Или, если в группе находится этакий добровольный шут, — бессмысленные, шутовские присказки, экспромты, на которые мастак был Яни Шейем, когда был в форме.
— Где милашка, здесь милашка, вот она, урра! — начал он для подогрева. Мы взмахнули молотами. — Шлеп по ней, у-ух!
Мы долбанули молотами по задкам клиньев. А дальше все пошло как по-писаному, словно само собой. Клинья со скрипом стали налезать друг на дружку, принимая на себя балку, балка — опоры, и незаметно, медленно и красиво, как трава растет, ворота стали подниматься. А Яни, не умолкая, сопровождал нашу работу своим текстом:
— Не жалей, крепче бей: то не мама, то не папа, побойчей махай же лапой; руки-ноги поломай, выше молот поднимай; легкие уже не дышат? Заработок будет выше; девке сладок поцелуй, на руки еще поплюй; и ударь еще разок, у-ух, хороший молоток! а теперь ударим — два, закружилась голова? ну, тогда ударим — три, веселей вперед смотри; наберем побольше пара для последнего удара; ловкость тут нужна, не ум… и-и — бу-ум! Ради дяди.
Готово! Молоты с длинными ручками опускаем на землю. Яни Шейем косит глазами на арку ворот.
— Конец фильма, господа. Можно выключать зажигание.
Виоле очень нравятся наши результаты; во время работы некогда было разговаривать, теперь он рад выговориться:
— Ну, Яника! Ты — одержимый первый сорт! Это я тебе говорю. Первоклассный сумасброд. Не знаю даже, почему бы тебе не заняться рифмоплетством?
Рагашич фыркнул:
— Не говори ему такого, а то он, пожалуй, займется!
— А почему бы ему и не заняться?
— Избавь нас от этого господь. Потому что все стоящее уже написано до него. Ему остались только скороговорки да всяческая чепуха, от которой хоть на стенку лезь.
— Иногда и это нужно, Мишенька, — сказал Яни Шейем. — Ко мне пристает это черт знает почему. Но мне это нравится. Я думаю, папуля, что без дурачества я бы не вынес комфортабельной земной жизни, которую к тому же еще отягощает твое присутствие.
— Дурак ты, шут! Знаешь ли ты, что означает это вечное дурачество? Опиум, сынок, опиум! Хиханьками да хаханьками, как в цирке, ничего не решишь.
— Ну и что? Может, ты решишь? А к тому же не всем быть такими умниками, как ты. Такой постной, холодной кислятиной.
Тем временем грузовик стронулся с места. Ящики, покачиваясь, с зазором в два-три пальца прошли под перекладиной.
Мы побрели вслед за машиной. Но нас будто подменили. Мы шли по двору, как футбольная команда в раздевалку после выигранного матча.
Читать дальше