Ирвин Уэлш - Эйсид-хаус [сборник litres]

– Умник хитрожопый нашелся!

– Так меня и зовут, парни, – сдался я.

Я ощутил тупой удар и рухнул на землю. Меня пинали ногами, но я ничего не чувствовал. Избиение вроде бы продолжалось изрядно, и это меня беспокоило, потому что о жесткости пиздиловки судишь обычно по ее продолжительности. Тем не менее я воспринимал это с пассивным тошнотворным спокойствием безразличного работяги, заступающего на очередную смену, и, когда убедился, что все закончилось, шатко поднялся на ноги. Возможно, не так все и плохо. Я мог легко ходить. Собственно, это избиение как будто прочистило мне мозги. Спасибо, ребята.

Я пересек двойную проезжую часть, оставил позади шикарный Мьюрхаус и добрался до обветшалого Пилтона. Наверное, сейчас люди оценивают эти районы иначе, но вот как это всегда выглядело для меня: Мьюрхаус – район для новых домов, Пилтон же для мусора. И плевать, что там нынче за проблемы у Мьюрхауса и как сильно причепуривают Пилтон. Пилтону Пилтоново, Мьюрхаусу Мьюрхаусово, так всегда было, и так всегда будет, вашу мать. Гнусные подонки эта урла из Пилтона. Уроды, избившие меня, были отсюда. Это их менталитет. Я, вероятно, подхвачу ебаных вшей только от соседства с грязной пилтонской кодлой.

Я нашел наш дом, но не помню, кто пустил меня внутрь.

На следующее утро я притворяюсь, будто сплю, пока все не сваливают на какой-то семейный выезд: папа, Норма и ее шумная истеричная дочка. Ощущение у меня совсем разбитое. Пытаюсь встать – и, оказывается, едва могу ходить. Я весь покрыт царапинами и синяками, к тому же ссу кровью, отчего конкретно перепугался. Отмокнув в ванне, чувствую себя получше и решаю покопаться в вещах. В коробках по-прежнему полно нераспакованного барахла. Народ задумал украсить эту безвкусную конурку. Вижу кожаный портфельчик, который мне раньше не попадался, и предполагаю, что он – Нормы. Оказывается, нет.

Портфель был полон фотографий. Я и Дерек маленькими детьми, отец и мама. Этих фото я никогда раньше не видел. Я глядел на родителей вместе. Пытался вообразить, будто вижу в ее глазах боль, различаю недовольство, но ничего не обнаружил. По крайней мере, поначалу. Затем я добрался до фотографий, вероятно самых последних по времени, потому что Дерек и я выглядели покрупнее. Вот на этих снимках – да, задним числом все читалось слишком очевидно: из ее глаз вопили боль и разочарование. Мои слезы капали на выцветшие фотографии. Впрочем, в этом кожаном портфеле нашлись вещи и похуже.

Я прочитал все письма, одно за другим. Все они были очень похожи по содержанию, различались только даты. От момента через несколько месяцев после того, как она ушла, до 1989 года. Восемь лет подряд она писала ему из Австралии. Все письма содержали одни и те же предложения, повторяемые как ритуал:

Я хочу связаться со своими мальчиками.

Я хочу, чтобы они приехали ко мне погостить.

Пожалуйста, позволь им писать мне.

Я люблю их, я хочу видеть моих детей.

Пожалуйста, напиши мне, Джефф, пожалуйста, выйди на связь. Я знаю, что ты получаешь мои письма.

Не знаю, что произошло в 1989-м, но после этого она больше не писала.

Переписываю на клочок бумаги адрес и номер телефона в Мельбурне. Вот же дерьмо. Очередная груда дерьма, сквозь которую надо продраться. И чем дальше, тем выше растет груда этого чертова дерьма, сквозь которое надо продираться. Это никогда не кончится. Говорят, с возрастом становится проще. Очень на это надеюсь. Охуеть как надеюсь.

Потребовалось какое-то время, чтобы выйти на прямое международное соединение. Я хотел говорить с моей мамой, долго говорить, выяснить ее часть истории – за его счет, разумеется. Какой-то чувак взял трубку. Я вытащил его из постели; разница во времени, я совсем забыл о ней. Он спросил, кто я такой, и я объяснил.

Чувак был действительно расстроен. Его голос звучал нормально, должен признать, да, он держался молодцом. Он рассказал мне, что в доме загорелась проводка. И дело обернулось плохо. Моя мать погибла при пожаре, тогда в 1989-м. Она сумела вытащить их дочь, но сама задохнулась в дыму. Тут связь оборвалась.

Я положил трубку. Телефон тут же зазвонил снова.

Я оставил его звонить.

Уормвуд-Скрабс – мужская тюрьма в одноименном районе западного Лондона (округ Хаммерсмит и Фулем).

Уэстер-Хейлс – юго-западный район Эдинбурга.

«Вершина мира» (англ.) .

PSV (Philips Sport Vereningen – спортивный союз «Филипс») – голландский клуб из Эйндховена, основанный в 1913 г. как футбольная команда компании «Филипс».