Дэвид Митчелл - Под знаком черного лебедя [= Лужок черного лебедя]

– А, да, Майк. Я же помнил, что еще что-то было. Но не стал обсуждать это вчера в присутствии наших вундеркиндов. Нам надо срочно поговорить по поводу Глостера. Я поглядел на результаты предыдущего квартала, и мне стало мучо депрессиво. Суиндон катится в толчок, насколько я могу судить.

– Совершенно верно, Крейг. У меня есть несколько новых концепций внутримагазинных кампаний, которые помогут дать импульс…

– Импульс надо будет придать кое-чьим задницам – пинками. В среду я тебе позвоню.

– Жду с нетерпением, Крейг. Я буду в оксфордском отделении.

– Я знаю, где находятся все мои зональные менеджеры. А ты, Джейсон, будь осторожен, а то кому-нибудь придется плохо. Возможно, и тебе. Майк, до среды.

Мы с папой глядели вслед Крейгу Солту, который трусцой удалялся по набережной.

– А пойдем-ка мы с тобой заточим по сэндвичу с беконом! – Папа изо всех сил выжимал из себя жизнерадостный тон, и получалось у него плохо.

Я не мог с ним разговаривать.

– Ты есть хочешь? – Папа положил руку мне на плечо. – Джейсон?

Я отбил его руку и швырнул этот сраный «трилобит» в сраное море.

Почти.

– Ну вот, и пока я буду тонуть в накладных, инвентарных описях, списках рассылки и сложных характерах людей искусства, ты будешь разгуливать по Челтнему все утро, как лорд! – Мама повернула зеркало на себя и принялась подновлять губную помаду. – Везет некоторым, а?

– Угу.

В мамином «датсун-черри» пахнет мятными лепешками.

– Ты просто замечательно повеселишься! Так, Агнес сказала, что «Огненные колесницы» начинаются без двадцати пяти два, так что купи себе на обед сосиску с булочкой или что-нибудь в этом роде и приходи опять в галерею в… – мама посмотрела на часы, – в час пятнадцать.

– Хорошо.

Мы вылезли из «датсуна».

– Доброе утро, Хелена! – Мужчина со стрижкой ежиком прошагал мимо нас туда, где фургон пристраивался к платформе для разгрузки. – Сегодня будет жаркий денек, по радио сказали.

– Давно пора, а то лета еще толком и не было. Алан, это мой сын Джейсон.

Алан поприветствовал меня кривой ухмылкой и шутливым салютом. Папе этот Алан не понравился бы.

– Джейсон, раз уж ты вроде как на каникулах… – Мама достала из сумочки хрустящую пятифунтовую бумажку.

– Спасибо! – Ума не приложу, что это они вдруг стали такие щедрые. – Это столько же, сколько папа мне дал в Лайм-Риджисе!

– Ой, перепутала, хотела дать десятку…

Пятерка исчезла в сумочке, и вместо нее появилась десятка! Теперь у меня есть 28 фунтов 70 пенсов.

– Спасибо, мама!

Мне понадобится вся эта сумма, до последнего гроша.

– Антикварные магазины? – Женщина в туристическом информационном бюро принялась изучать мое лицо на случай, если потом станет известно об ограблении. – Зачем тебе антикварные магазины? Выгодней всего ловить хорошие вещи в благотворительных секонд-хендах.

– У моей мамы день рождения, – соврал я. – Она любит вазы.

– Подарок для мамы, значит? Как ей повезло с сыном!

– Э… – я занервничал, – спасибо.

– Какая счастливая мама! У меня тоже есть сын, такой же замечательный. – Она взмахнула фотографией толстого младенца. – Этой фотографии двадцать шесть лет, но он все такой же милый! Правда, Пипс не всегда вспоминает про мой день рождения, но сердце у него золотое. А это самое главное. Папаша его был настоящий козел, хоть и неприятно такое говорить. Пипс его ненавидел так же, как и я. Мужчины!

Она сделала такое лицо, словно только что глотнула хлорки.

– Впрыснет свою дрянь, повернется на бок и захрапит. И все, спокойной ночи. Мужчины не растят сыновей, не кормят их своим молоком, не вытирают им попку, не пудрят тальком их, – она ворковала, но в глазах притаилась хищная птица, – улиточки. Отец всегда рано или поздно обратится против сына. Два петуха на одном дворе не уживутся. Но я выставила Пиппинова папашу, когда Пиппину было десять лет. Иветте было пятнадцать. Иветта говорит, что Пиппин уже взрослый и может сам о себе заботиться, но эта барышня забыла, кто тут мать, а кто дочь, с тех пор как заполучила свое обручальное кольцо, за которое плачено в рассрочку. Забыла, что только благодаря мне та маленькая Иезавель из Колуолла не запустила коготки в Пиппина. Не затащила его в свои сети. Иветта до сих пор приятельствует с этим козлом. – Пузырясь от злости, женщина кивнула на дверь. – Со свиньей этой. Со сволочью. Со своим отцом. Кто еще мог ее надоумить? Чтобы она сунула свой длинный нос туда, где Пипс хранит наш маленький секретик. Матерям нужно иногда немножко взбодриться, миленький. Господь сотворил нас, матерей, но в этом мире нам не всегда легко приходится. Вот Пипс меня понимает. Он говорит: «Давай, мама, считать эти таблетки твоими. Это наш с тобой секрет, но, если кто спросит, они твои». Он не так красиво говорит, как ты, миленький, но сердце у него – золото, двадцать четыре карата. И ты представь только, что Иветта сделала с нашим маленьким секретиком! Взяла заявилась без приглашения и спустила все в унитаз! Ох, как Пиппин ругался, когда пришел домой и узнал! До потолка прыгал от злости! Только и слышно было: «Мой запас то, сука, мой запас сё, сука!» Никогда я не видела моего мальчика в таком состоянии! Он пошел к Иветте и, конечно, показал ей, как совать свой длинный нос не в свое дело!