Дэвид Митчелл - Под знаком черного лебедя [= Лужок черного лебедя]

– Я кое-что нашел.

– А почему меня это колышет? – До него явно не доходило.

– Потому что это твое.

Голос Уилкокса дернулся, как собака на цепи:

– Что?

Я выудил из кармана бумажник и показал ему.

Он вскочил и выхватил бумажник:

– Где?

– Возле электромобилей.

Он явно обдумывал, не вырвать ли мне горло.

– Когда?

– Пять минут назад. Он завалился в щель у края.

– Тейлор, если ты взял хоть сколько-то из этих денег, – дрожащие пальцы извлекли пачку банкнот из бумажника, – считай, ты покойник!

– Ну что ты, Росс, не стоит благодарности. Честно. Я знаю, ты бы сделал для меня то же самое. Даже не сомневаюсь.

Он был слишком занят пересчетом и не слушал меня.

– Слушай, если бы я хотел украсть твои деньги, неужели я бы пришел их отдавать?

Уилкокс дошел до тридцати. Он набрал полную грудь воздуху, потом вспомнил про меня – про то, что я вижу, какое облегчение он испытывает.

– Так мне теперь что, в жопу тебя поцеловать? – Его лицо искривилось. – Может, я тебе еще спасибо сказать должен?

Как обычно, я не знал, что ответить.

Бедняга.

Работник аттракциона «Летающие чашки великого Сильвестро» прилаживал железные скобы с мягкой подкладкой, которые должны были не дать мне, Дину, Флойду Чейсли и Клайву Пайку улететь в космическое пространство.

– Это вы и есть великий Сильвестро? – спросил Дин с некоторым ехидством.

– Не-а. Он помер месяц назад. Его другой аттракцион, «Летающие тарелки», взял да и обрушился на него. В Дерби это случилось и попало во все тамошние газеты. Девять ребят вашего примерно возраста и сам великий Сильвестро – их перемололо в пюре и выжало из них сок. – Работник аттракциона потряс головой и поморщился. – Полиция смогла разобраться, кто где, только с помощью зубных врачей. Вооруженных черпаками и ведрами. Угадайте, почему аттракцион рухнул. Сроду не угадаете. Один винт затянули не до конца. Один винт. Наняли чернорабочими кого попало. Платишь гроши – получаешь халтуру. Так, все, готовы.

Он махнул помощнику, и тот потянул большой рычаг. Из репродукторов заревела песня, которая начиналась словами: «Эй! (ЭЙ!!!) Ты! (ТЫ!!!) Слезай с моего облака!», и гидравлические щупальца подняли гигантские чашки, в которых мы сидели, выше домов. Мы с Дином, Флойдом Чейсли и Клайвом Пайком издали на подъеме завороженное «Ууууух!».

Я коснулся пустого кармана. Если не считать 28 фунтов на счете в банке, теперь все мое земное богатство составляли папины два фунта. Может быть, я идиот, что вернул Уилкоксу его бумажник, но, по крайней мере, теперь я не буду мучиться вопросом, следует это сделать или нет.

«Летающие чашки великого Сильвестро» завертелись, и раздался целый оркестр воплей. Мои воспоминания все переболтались и расположились как попало. Гусиная ярмарка лилась из темной чаши звездного неба. Слева от меня сидел Клайв Пайк – жучьи глаза выпучены до совершенно невозможного размера, лицо зыблется полосками от перегрузок. («Эй! ЭЙ!!!») Звездная темнота льется из чаши Гусиной ярмарки. Вопли ловят сами себя за хвост быстро, как плавящиеся тигры в «Маленьком черном Самбо». («Ты! ТЫ!!!») Гусиная ярмарка и ноябрьская ночь с силой врезаются друг в друга. «Храбрость – это когда боишься до усрачки, но все равно делаешь». Напротив меня Дин Дуран – глаза плотно зажмурены, губы раскрываются, и из них выскальзывает кобра – блестящая кобра из полупереваренного яблока в карамели, сахарной ваты и трех «всеамериканских гурманских хот-догов», она растет, удлиняется… («Слезай с моего облака!») То, что у Дина в желудке поместился такой огромный запас еды, да еще и никак не кончится, сверхъестественно и странно, кобра проходит лишь в нескольких дюймах от моего лица, взбирается выше и выше, потом совершает бросок и распадается на миллиард шариков рвоты, осыпая дождем пассажиров «Летающих чашек» покойного Сильвестро (вот теперь им есть из-за чего визжать), а также тысячу невинных посетителей Гусиной ярмарки, которым не посчастливилось оказаться в этом месте в это время.

Гигантская машина застонала, как Железный человек, и наши чашки стали крениться к земле. Головы замедлялись чуть медленнее. Люди все еще кричали – даже вдалеке, за пол-луга от нас, что показалось мне явным перебором.

– Жопа, – констатировал аттракционщик, увидев состояние нашей чашки. – Вот же сраная жопа. Эрн!!! Тащи швабру! У нас блевун!

До нас не сразу дошло, что кричат не рядом, а вдали. На перекрестке, рядом с лавкой мистера Ридда.