Борис Земцов - Жизнь строгого режима. Интеллигент на зоне

Кстати, за этот самый живодерно-лилипутский комплект у арестанта, выходящего на промку, вычитают (выворачивают — говоря сочным тюремных языком) из и без того куцего заработка пятьдесят с лишним рублей. Разумеется, в принудительном порядке, согласия арестанта на это никто не спрашивает. Словом, вот она, демократизация, вот она, либерализация!

Уверен, на том свете чиновников из главного тюремнолагерного ведомства, утверждавших содержание и содержимое подобных наборов, непременно отправят в… ад. И обяжут вечно пользоваться тем, что вошло в подобные наборы. Представляю, как черти будут брить толстых «полканов» и генералов из Российской федеральной службы исполнения наказаний станками-живодерами!

Помог соседу в написании «подметного» письма. Впрочем, почему «подметного»? Он готов поставить свою подпись под этим документом, в нем ничего не придумано, просто я помог человеку изложить ситуацию в соответствии с нормами русского языка, подсказал правовые акценты, которые он самостоятельно в силу своего весьма скромного образования и последствий хронического многолетнего алкоголизма никогда бы не смог расставить. Содержание документа, адресованного начальнику колонии полковнику внутренней службы Чесалину говорит само за себя:

«20 октября 2010 года начальник 9 отряда капитан внутренней службы Васильев в присутствии свидетелей, без объяснения причин сорвал со стены бумажную икону с изображением Иисуса Христа, скомкал ее и бросил на пол.

Прошу Вас:

а) объяснить Вашему подчиненному неправомерность и недопустимость подобных действий;

б) оградить меня и моих соседей от повторения подобных действий, грубо противоречащих существующим конституционным и правовым нормам;

в) принять во внимание, что в случае повторения подобных действий, я буду вынужден в установленном законом порядке обращаться за помощью в соответствующие инстанции и учреждения».

Число, подпись.

Согласно существующему регламенту эту бумагу сосед отдал в руки вышеупомянутого начальника нашего отряда капитана Васильева. Так положено, и соблюдение этого положения от нас требуют неукоснительно. Реакцией последнего была откровенная, почти женская, истерика. Он то вызывал к себе автора документа и выкрикивал ему в лицо вопросы: «Ты? Чего хотел? Кто тебя научил? Кто это писал?», то отправлял его обратно, потом вызывал его снова и повторял вопросы уже в обратном порядке. Увы, довести дело до конца и добиться, чтобы указанное послание попало в руки главного адресата — начальника зоны, у моего соседа духа не хватило. Годы активного алкоголизма бесследно для волевых качеств не проходят. Благородный порыв добиться справедливости сменился в нем более привычной, сонной безвольной апатией («Куда идти? Чего требовать? Зачем? Ведь и так уж не все так плохо»). Зато отрядник моментально этим воспользовался, составленную при моем деятельном участии бумагу моментально «потерял». Правда, наш проходняк он стал обходить стороной. К великой радости всех там обитающих. И формального автора известного документа просто перестал замечать. К еще большей радости последнего. Это победа! Велика сила не только печатного, но и рукописного слова!

Тысячу раз прав тот, кто когда-то заметил, что для зека хорошей погоды не бывает. Для него в любое время года любая погода — плохая, любая погода приносит болезни, страдания, хлопоты, унижения. Кончающееся лето было отмечено жарой. Небывалой! Бьющей все рекорды! Соответственно, жаре сопутствовали мухи, духота, и та особенная тюремная вонь, что непременно присутствует в помещении, где собирается много людей, лишенных свободы, независимо даже от того, как часто они посещают баню. К тому же эти люди привыкли курить в помещении, где спят, там же с удовольствием харкают себе под ноги, порою забывают своевременно стирать свои носки. Другой неразлучный спутник жары в наших условиях — простудные заболевания всех видов. Причина проста, как меню арестанта: оглушенные жарой зеки хлебают почем зря воду из-под крана, обливаются той же далеко не теплой водой, подставляют разгоряченные тела под сквозняки, которых в любом бараке более чем предостаточно, понятно, столь резкие перепады температуры оборачиваются ангиной, гриппом и всякими ОРЗ. В санчасть обращаются только самые настойчивые, самые терпеливые, наиболее привыкшие к унижению, хамству, незаслуженным обвинениям и упрекам. Да и как иначе, ведь в каждом приходящем туда арестанте лагерные медики видят исключительно симулянта, стремящегося во что бы то ни стало выхлопотать себе освобождение от работы. Другая причина тщетности обращения к лагерным медикам за помощью — отсутствие в санчасти медикаментов. «У нас этого нет, мы этого не получали, у нас это уже кончилось», — дежурные объяснения по этому поводу. Всерьез подобные аргументы никто не принимает, по зоне давно гуляют слухи, что все поступающие сюда медикаменты разворовываются, сбываются налево. Так это или нет, никто из нас, наверное, никогда не узнает, но факт остается фактом: лечить в местном лазарете, где нам никогда не рады, по сути, нечем. Лучшее универсальное лекарство в наших условиях — собственная воля, самовнушение. Так и выживаем!