Моника Вуд - Один на миллион

Она села прямо, скрестила руки на груди.

— Каждый день я просыпаюсь оглушенная. У меня такой заряд злой воли в груди, он душит меня. Я хочу, чтобы все поняли, каково мне, но понять это можно, только пережив то же самое. И все равно я хочу, чтоб они поняли. Даже если для этого нужно пережить то же самое.

Ее лицо сморщилось, но она не заплакала.

— Вы понимаете, что я чувствую?

— Да, — кивнула Уна. — Я не знала Лаурентаса и не собираюсь каяться в этом. Но я так хотела, чтобы Фрэнки вернулся ко мне, мой самый лучший, самый любимый.

Белль долго смотрела на Уну.

— Раньше я бы вам понравилась, — сказала она наконец. — Я была хорошим человеком.

Она попыталась улыбнуться:

— Спросите кого угодно.

Мужчины снова завели свой спор — слов Уна не могла разобрать. Как это приятно, наверное, подумала она, когда за тебя так ревностно сражаются. Кто-то из них постучался в дверь, но Белль не обратила внимания. Meilė , подумала Уна. Любовь.

— Ваш мальчик сделал мне подарок, — сказала Уна.

— Какой? — Белль наклонилась вперед.

— Мой родной язык, — ответила Уна. — Он стал возвращаться ко мне с той самой минуты, когда я впервые увидела вашего мальчика. Посыпались обрывки, словечки. Я не знаю, как это объяснить, разве что он знал волшебный секрет.

— Да он сам был волшебный секрет, — Белль сжала руку Уны. — Этот чай я приготовила вам.

Уна ничего для нее не сделала, но пока Белль шла через их комнатушку к двери, в которую стучали, пустое пространство словно наполнялось ее благодарностью.

Когда Уна снова открыла глаза, было темно.

— Сколько я спала? — спросила она у Белль, которая сидела, скрестив ноги, на соседней кровати. Судя по ее лицу, она тоже вздремнула.

— Около трех часов. Сейчас девять, — ответила Белль и зажгла лампу.

— Моя одежда высохла?

Стыд вспыхнул с новой силой: напустить лужу, как глупый пудель, на глазах у женщины с молодым и розовым мочевым пузырем, который может выдержать даже ураган!

Белль отвернулась, пока Уна стягивала с себя полупрозрачную ночнушку и облачалась в свои вещи. На ее блузке оторвалась пуговица, поэтому она взяла ту, которую предложила Белль, — красную, с золотистыми пуговками. Блузка приятно пахла и не имела ничего общего с тем, что когда-либо носила Уна, и в ней снова пробудился дух приключений, с которым она проснулась утром, сейчас оно казалось таким далеким.

— А мистер Ледбеттер все еще здесь? — спросила она.

— Угу, — кивнула Белль. — Я сидела тут, думала.

Она взяла с прикроватного столика ручку и потрясла, распределяя чернила.

— Я помогу вам.

— Мне помощь не нужна.

— А мне кажется, что нужна. — Она взмахнула ручкой, настроение у нее совершенно изменилось. Неудивительно, что мужчины воюют за ее благосклонность.

— Куин говорил вам, где я работаю?

— Вы библиотекарь. В библиотеке, надо думать.

— В государственном архиве, и если что-то на свете умею делать, так это отыскивать информацию.

— Охотно верю, — ответила Уна, и снова, вопреки ее желанию, в душе зашевелилась надежда. — Но что можно отыскать в сгоревшем доме?

— Вы правы, там ничего отыскать нельзя, — сказала Белль, и даже воздух вокруг нее изменил цвет. — Но существуют отчеты о переписи населения.

Уна даже поперхнулась — настолько яркая картинка промелькнула в голове: молодой человек стоит на пороге их дома. В костюме и галстуке. Волосы рыжие, как зажженная спичка. Мод-Люси, придерживая подол юбки, спускается по лестнице, чтобы переводить.

— Переписи населения в штате Мэн проводятся начиная с семнадцатого века, — объявила Белль.

Она схватила записную книжку с логотипом мотеля.

— Если вы родились не раньше семнадцатого века, дело в шляпе. — Она приготовилась писать. — Где, говорите, вы жили в детстве?

Уна встала. Блузка Белль сидела на ней идеально.

— В Кимболе, штат Мэн.

— А когда вы поселились там?

— В 1904 году. Мне было четыре года.

— Поразительно, какой долгий век иногда выпадает людям. И нет в этом ни логики, ни смысла, — глухо пробубнила Белль себе под нос.

Может, она ожидала, что Уна возразит — лучше бы я умерла вместо вашего мальчика. Белль хотелось думать, что Уна согласилась бы, предложи ей Господь такой выбор, хотя в глубине души понимала, что это не так. Дело не в том, что Уна такая уж эгоистка или бессердечная. Просто у нее полно собственных желаний. Увидеть, как зацветут ее гортензии. Проголосовать на следующих президентских выборах. Дождаться конца этой войны. Вписать свое имя в Книгу рекордов Гиннесса. Она предпочитает жизнь смерти, вот и все. Как и большинство людей.