Моника Вуд - Один на миллион

Ее голос на мгновение приобрел блеск:

— Твоя мать была полной противоположностью.

— Простите. Что вы сказали?

— ТВОЯ МАТЬ БЫЛА ПОЛНОЙ ПРОТИВОПОЛОЖНОСТЬЮ. Эта женщина могла укорениться где угодно. Не то что эти нынешние люди. ЭТИ ЛЮДИ, — повторила она, указывая на Куина. — Эти нынешние люди понятия не имеют, где они находятся. И где бы ни находились, им кажется, что попали не туда.

Белль тихонько рассмеялась. Куин почувствовал, что она удаляется куда-то, где ее не достать, и что день неотвратимо катится к ужасному концу. Он остался в полном одиночестве среди трех непостижимых человек, и на каждом из них вдруг проступил яркий и своеобразный отпечаток будущего, которое ожидало его в ближайшие минуты или часы.

— Если моя мама забрала что-то из ваших вещей, то они погибли в пожаре, как и все остальное, — сказал Ларри.

— В каком таком пожаре? — спросила Уна.

Она впервые обернулась к Куину:

— Вы можете заставить этого типа говорить разумно?

Но Куин ничем не мог ей помочь. Он стоял замерзший в своей новенькой футболке и пытался постичь, чего она добивается. Одно было очевидно: она приехала сюда не ради душещипательного воссоединения с плодом чрева своего. Она приехала за своим свидетельством о рождении. Он мог бы догадаться с самого начала. Впрочем, он все равно повез бы ее в Вермонт — внезапно понял он и удивился этому новому знанию о себе.

— В каком таком ПОЖАРЕ? — повторила Уна.

— В том самом пожаре, — ответил Ларри. — Я был ребенком, конечно, но, кажется, помню все, так часто она рассказывала про пожар. Семейное поместье, видите ли. Семь домов и один из фруктовых садов погибли за ночь.

Куин переводил взгляд с одного лица на другое, потом в окно, словно птица, которую высматривал Ларри, вот-вот появится, как почтовый голубь, а к лапке привязана записочка: «Эй, Уна, нет у него ничего».

— ТВОЯ МАТЬ ПИСАЛА МНЕ МНОГО ЛЕТ С ОДНОГО И ТОГО ЖЕ АДРЕСА, — сказала Уна.

Она, прищурившись, вглядывалась в Ларри, словно устанавливала его личность.

— Ее отец построил новый дом на месте сгоревшего. Точнее, два дома. Один для себя, другой для нас, — Ларри мечтательно улыбнулся. — Как я скучаю по тому дому, боже милостивый. Мы потом продали его какой-то фирме, она там все застроила многоквартирными домами. Я отвечу перед Всевышним за это, но ведь фирма платит за мое пребывание здесь.

— Вот те на, приехали, — сказала Уна.

Ларри посмотрел на нее.

— Боюсь, я забыл, как вас зовут, дорогая.

Наступила пауза. Куин пытался перехватить взгляд Белль, но она не сводила глаз с Ларри, словно в трансе.

Уна прижалась чуть ли не вплотную к ушной раковине своего сына:

— Уна, — сказала она. — Уна Виткус.

— Это, кажется, польское имя?

— Литовское.

— Подумать только! Надо же, моя биологическая мать была родом из Литвы, — он покачал головой с болезненным выражением. — Откуда мы с вами знакомы, дорогая?

От кондиционера, гнавшего арктический холод, волосы на голове Уны наэлектризовались и парили над черепом.

— Мы с твоей матерью были подругами, — сказала она так тихо, что он не мог расслышать.

Она распрямилась и махнула рукой.

— Мы уходим. Прощай, Лаурентас.

Она поднялась со стула, и Белль встрепенулась, очнувшись от забытья:

— Уже уходим?

— Побудьте еще, — попросил Ларри. — Девушки сварят нам отличный кофе, превосходный.

Белль улыбнулась:

— Звучит заманчиво.

— Мы не можем здесь оставаться, — заявила Уна. — У меня срочные дела.

Куин был бы очень даже рад вернуться в автомобиль и оттуда наблюдать за продолжением спектакля, но у Белль были свои планы.

— А я не прочь посмотреть на эту птицу, — сказала она новому знакомцу, глядя ему в глаза взглядом, который Куин хорошо знал по собственному опыту и от которого, конечно, растворятся известковые бляшки в сердце старого чудака. — На эту желтогрудую хрень, как ее там.

— Иктерия, — сказал старик, протягивая ей бинокль. Тут только Куин заметил, что у него одна рука парализована.

— Мой сын любит птиц, — сообщила ему Белль.

Ларри, который, казалось, разбирал ее речь без всякого труда, ответил:

— Чем их больше, тем веселее.

— Мы уходим, — заявила Уна.

Белль ответила, глядя в окно:

— Я остаюсь здесь с Ларри.

— Ты прекрасно выглядишь, Лаурентас. Я рада, что у тебя все в порядке. Прощай, — с этими словами Уна направилась к выходу.

— Эй, — окликнул Куин.

Белль уже не обращала внимания на него — она расположилась на освободившемся стуле Уны и беседовала с ее сыном про детей и птиц. У Ларри четыре дочери, два сына, девять внуков и выводок правнуков и праправнуков — Уна про них даже не спросила. Все потомки Ларри, похоже, были кочевниками, устремленными за горизонт.