— Тут все в морг, все потом уедут на кладбище, — сказал гаишник и постучал своей палкой по крыше «девятки». — Пусть в переулок уберется, — он наклонился к юноше. — Давай туда, под «кирпич», я разрешаю.
Потехин захлопнул свою дверцу, открыл дверцу мне.
— Ты еще руку подай! — сказал я.
— Ты выглядишь таким несчастным. Хочется помочь. Тебе кого больше жаль — Акеллу или отчима?
— Не будь говном!
— Постараюсь. Ты главное их не перепутай, когда будешь говорить речь на поминках. Его вдова, ну та, к которой он ушел от твоей матери, ей сколько? Моложе тебя? Ты говорил — лет на пять. Еще вполне. Ты одинок. У нее хорошее наследство. Квартира, дача. Тебе надо подсуетиться. Я могу помочь. Могу тебя продвинуть, — Потехин снял с ладони повязку, собрался выбросить испачканный в крови платок в стоявшую возле ворот урну, но я не дал этого сделать.
— Это бабушкин. Она отдала мне целую стопку. Память, — сказал я.
— Память, — повторил Потехин, разглядывая ладонь. — Вот ничего бы не помнить, совсем, это было бы счастье. Ну, так как? Насчет вдовы? Действовать надо сразу, сегодня…
Дверь морга была чуть в глубине маленького, заставленного машинами двора. Выделялся небольшой автобус с затененными стеклами. С табличкой «Ритуал» на ветровом стекле. Водитель автобуса перелистывал журнал «Пентхауз». Возле двери морга толпились люди. От одной из группок к нам подошла девушка в черном газовом платке.
— Вы Андрей? — спросила она Потехина. — Мама просит вас подойти.
— Он, он Андрей, — Потехин указал на меня и наклонился к моему уху:
— Да она сама все сделает. Самые бредовые идеи обычно растворены в эфире, их не надо передавать друг другу, они сами в нас проникнут. Она уже начала действовать. Иначе — одиночество. Ты же не можешь жить только с крысами!..
…Шихман оставил практикантку-журналистку лет через семь после того, как ее обрюхатил. Он женился на другой, того же возраста, что был у практикантки на время их знакомства. Потом на третьей. Шихман старел, жены оставались молодыми. Официальной вдовой стала третья. Она была внутри морга, за закрытыми дверями. Стояла возле гроба, прощалась персонально, все ждали, когда третья позовет остальных. Первая, как ее называла моя мать — разлучница, наела большие щеки и плотные бока. У нее были темно-синие маленькие глаза, ярко накрашенный рот. Вторая стояла неподалеку, как-то странно держала голову, ее правая рука была согнута в локте и крупно дрожала. У всех от Шихмана были дети. Девочки. У разлучницы — одна, у второй и третьей по две. Дочки официальной вдовы были с матерью, стояли возле гроба, у оставшихся снаружи были заплаканные глаза. Разлучница громко высморкалась в бумажную салфетку и спросила у Потехина:
— А вы кто?
— Я — Николай, секретарь и помощник Андрея Михайловича. Правда, он сейчас носит фамилию Каморович, но…
— Понятно, — сказала разлучница. — Здравствуйте, Андрей!
У нее была крепкая рука. Она уже не была студенткой-практиканткой. Она сделала хорошую карьеру. Была главным редактором и генеральным директором одного из телеканалов. Сама выступала по телевидению. Я вспомнил мамины отзывы. Хотел спросить — что она порекомендует почитать?
— Здравствуйте, — сказал я.
Тут плотный человек с большими тенями под глазами открыл двустворчатую железную дверь. Зал прощания морга при больнице для больших начальников был забит под завязку. Родственники, старики — неужели у Шихмана еще были живы коллеги по доставке винца? — на удивление много молодежи, в основном — девушки, обступили дорогой гроб с моим бывшим отчимом Михаилом Шихманом. Кто-то седой скрипучим голосом сказал речь. Сминая платочек длинными пальцами, речь произнесла одна из дочерей. Все обошли вокруг гроба. Мне почему-то стало весело.
— Вы любили Мишу? — спросила разлучница, когда мы вышли во двор. — Только вы, ваш секретарь и я его поцеловали.
— Любил, — ответил я.
— А ваш секретарь? Он-то что? — она оглянулась на Потехина. Потехин стоял возле второй вдовы, со скорбным видом кивал ее словам.
— Он за компанию. Он всегда так поступает. Он вообще собирался прочесть над гробом джаназу.
— Что прочесть? — не таясь, она прикурила косяк, выпустила облачко сизого дыма, все ждали, когда официальная вдова выйдет из зала прощаний, где она вновь закрылась вместе с дочерьми.
— Погребальную молитву. Мусульманскую погребальную молитву. Это такое обращение к всевышнему с просьбой о прощении грехов и милости к покойному.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу