Виктор Брусницин - Мой милый Фантомас (сборник)

Здесь имел место плюс. Бакс начал мотать оставшимися от расширения руками, надолго, можно предположить, опасаясь разговаривать, и пытаясь посредством махания передать получившуюся на взлете эмоцию. Существование эмоции он, конечно, передал, но еще и поплыл. Недурственное занятие, согласитесь, плавать. Да опять не тут-то было, дело в том, что скорость перемещения стала нарастать. И теперь смотрите, вокруг разлеглись стены, а на них размещены декоративные приспособления, говорящие о налаженности бытия. Ну, как уколешься и раздутый чрезмерно лопнешь!? Кто знает, что последует, когда шельма Герасим лыбится себе внизу за уши. Однако опасения воздухоплавателя были напрасны. Дело в том, что прокалывать его никто не собирался, но вот зацепиться за некий рог бедолага умудрился, и теперь не мог себя снять для дальнейшего путешествия. Он явно молил его опустить, делая ладонями (руки утонули в теле) куцые сигналы, но все принялись крутить от зрелища головы, справедливо полагая, что существуют хозяева, это их прерогатива — отцеплять распоясавшихся летчиков и прочее неучтенное сословие.

Что бы продолжалось дальше, неизвестно, когда б на арену представления не выбралась супруга очередного господина МАХ крутобедрая и волнотелая Нинашка (аттестация самого супруга).

— Не смейте так поступать с разнообразными представителями, — теоретически и гневно обратилась она к Герасиму, указав мизинцем на летчика.

— Но что с меня взять, когда я самый великий смеятель в мире. Вы можете объявить меня каким угодно инструментом, вы можете расстроить меня, однако не забывайте… — не менее теоретически расстроился Герасим.

— В конечном конце вы в силах взяться за меня, ради эксперимента и чтоб всем было хорошо, я пожертвую самым дорогим, — строптиво и практически сделала обоснование предыдущей речи красотка.

МАХ сделал короткое движение телом, в чем можно было прочесть сопротивление поставленной задаче, но взгляд его попал на висяка и умно сник.

— Не стану в подробностях докладывать обстановку, но обстряпывать дельце с женщинами я не надлежу, — препирался Герасим.

— А как насчет прелести? — ткнула в По-слухам пальцем дива.

— Особый случай.

— А когда все захотят жертвовать, чтоб остальным было хорошо? — ревниво ввернула словцо расторопная Надежда Ильинична.

Возникло еще несколько замечаний женского свойства. Выбравшаяся как ни в чем не бывало из обморока Пума ту внесла пожелание ту:

— Царицею, скажем, морскою побывать. Хоть бы минуток пять поважничать.

Вдруг раздался удар часов. Все зачем-то замерли, этим удачливо воспользовалась Мари, вытащилась на сцену.

— Всем известно, что мы с Николь из Франции ехали, ехали, и сколько себя не помним, жили в либерте, эгалите, фратерните. Таким образом, мы перехватим инициативу и кое-что докажем. Бабы, вы готовы воспринимать?

Гражданки, не раздумывая, гаркнули готовность.

— Зашибись! Все тянут жребий.

В руках француженки образовались могильно белые карточки, имевшие надпись на одной стороне, другую чистую. Она подхватила следом салатницу с содержимым и встряхнула. Недоеденный салат тут же обернулся разноцветными бабочками и красиво разлетелся по окрестности. Бросила карточки в пустую вазу.

— Тот кто вытащит удачу — восклицательный знак на порожней стороне — многое не забудет.

Сам факт бабочек, заметим, никого в замешательство не привел, ибо уже не те ребята и, кроме, готовность произошла гаркнута.

— Избранником, подозреваю, станет представитель России, — подъела Николь.

— Ты верно догадалась, — устало произнесла Мари.

— Помилуйте, королева, как я могла догадаться, — прохрипела Николь, сверкнув вертикалью глаз, — я видела своими глазами не единожды.

Первой бесцеремонно рванула к бесплатной раздаче счастья Надежда Ильинична, жеманно потянулась Марианна. Все женщины без исключения в разной мере истовости поспешили искусить судьбу и, как водится, соорудили толкотню. Дернулся было и Z, но Мари остановила беспрекословным жестом.

— Ноу ит из нот, только фам.

Возбух на всякий случай Соловьев, встал:

— А чего это непременно фам, я тоже хочу иес ит из. Для следственной истины.

— Вы только взгляните, — наконец обнаружила супруга Надежда Ильинична, — да он никакусенький в оуйе. Не беспокойтесь, присутствующие, это шутка. Андрей Павлович минутами — балагур.

— В каждой шутке есть доля, — угрюмо возроптал Соловьев.

— Сидите уже, любезный, — поощрила Мари.