Виктор Брусницин - Мой милый Фантомас (сборник)

Андрей обиделся:

— Вот-вот — господи. Между тем Христос — ложный бог, сбежавший на небеса замаливать грехи, рассмотрев, что он сотворил в виде человека.

— Ага, песни древних гностиков — ай как мило!

— Я вас прекрасно понимаю, религиозные измышления составляют несуразный калейдоскоп. А походили бы в бычьем состоянии, послушал бы я ваши рапсодии.

— Ей-ей, так и неверие в бога утратишь.

— Вот и верьте себе на здоровье. Сей модус замечателен тем, что всякому доступен. Как любовь, между прочим.

— Выпьемте.

Приняли, погрустили. Леже поднял голову, окунул взгляд в бесконечность. Смиренно сделал вывод:

— Любовь измеряется количеством боли. Пожилые люди, заметьте, не любят, ибо здоровы психически. Старикам, если угодно, хорошо.

— Старость, к несчастью, равно молодости, проходит…

— Вообще трудно примириться с мыслью, что счастье присутствует. Я, пожалуй, еще налью.

Мари захворала. Она так и не вернула цвет лица, имела неровное дыхание, а периодически серьезно задыхалась. Исчезла внятная речь, выбирались какие-то фразы, однако членораздельность отсутствовала. Поставить диагноз врачи не могли как ни старались, симптомы не соответствовали никаким описаниям — от греха подальше увезли в госпиталь Сент-Леон… Кажется, Соловьев посоветовал Жиро обратиться к ветеринару. Тот оскорбился сперва, однако, когда Андрей начал увещевать, что допустимо поговорить с фельдшером пока теоретически, Антуан пустился хлопать глазами и озабоченно морщить лоб.

Действительно, все разрешилось, однако, как водится, несколько замысловато. Идею Соловьева поддержал Тащилин, он и обратился к Ласаро Мендесу — судя по всему с оным был налажен крепкий контакт — для того чтоб тот свел со специфическим медиком. Выяснилось, что тореро сам учился в этом наклоне и, уяснив ход недомогания, потребовал аудиенции. Таковая состоялась — имя Мендеса было в почете и считать его шарлатаном квалифицированные медики не решились — буквально через три часа Мари имела порозовевшее лицо, общее оживление и достаточно связную речь. Уже Тащилин напросился на тет-а-тет, однако по нему различить степень удовлетворенности результатом было невозможно. Собственно, достоверно известно одно — что произошло с Мари на арене в злополучном эпизоде, женщина намертво не помнила. В общем, врачи разводили руки и предпочли еще подержать потерпевшую в больнице.

Братия проводила время в основном по-прежнему, благо карнавал еще не кончился. Тащилина часто видели с Мендесом, он ударился в изучение жвачных млекопитающих из семейства полорогих и завел знакомства с поставщиками зверья. Супруги Леже исправно посещали брань, аналогично Соловьев — ему кружила голову завзятая любительница острых ощущений Эстер Джексон, ее чопорный муж с другом англичанином тем временем самозабвенно вникал в тонкости баскской кухни. Антуан, понятно, не отходил от Мари, теперь, когда прелестница пошла на поправку, они ужасно сблизились и ворковали. Люси пропадала неизвестно где. Впрочем, была дважды замечена в соборе Святой Марии. Ну да сами знаете, собор роскошный, тринадцатый век, есть мнение, что именно от него начался готический стиль в архитектуре.

Россия неизменно приводила Мари в восторг. Впрочем, это было первое посещение зимой, предыдущие два пришлись на лето и весну. Собственно, Миллениум, Мари изъявила желание встретить его в России.

Хорошие снега, относительно теплая погода. Москва первая оправилась от дефолта, смазливые иномарки уже не вызывали жадные и восторженные взгляды, женщины щеголяли в богатых шубах и научились применять стиль, настырная и повсеместная реклама приобщала стольный град к разряду цивилизованных мегаполисов — казалось, само небо имело европейское настроение.

В этот раз приехали Мари и Николь.

— Не припоминаю, чтоб мне так чисто дышалось. Даже в Жапризо. Неужели снег? — произносила Мари.

— Здесь русский был и чем-то пахнет, — с улыбкой поместил фразу Тащилин.

— А знаете, я свыклась. Мне понятны и милы люди. Эта славная бабушка Соня.

Мари с подругой жила на даче Тащилина в Жуковке — он давно перебрался в Москву. Состав, таким образом, сложился преимущественно женский: прибыли еще Соловьев с Надей. Прогуливались по крепкому сосновому бору, вкусно хрупал свежий снег; с компанией таскалась кургузая собачка Марианны Тащилиной Трезор, француженка наклонилась, чтоб благорасположенно тронуть, кобель притеснил к земле голову и глубоко моргнул, виновато мелькнув на хозяйку взглядом.