Виктор Брусницин - Мой милый Фантомас (сборник)

Пролетарски поступил обрадовавшийся с разных сторон теме Соловьев:

— Та что слева, была мила.

Мари тоже проявила благосклонность:

— Всяк промысел — божий.

Жиро оставил последнее слово за собой:

— Проституция, по большому счету — реализация.

Николь манекенно улыбалась, Леже обволокся дымом и пил.

Потащились на площадь — гремели петарды, небо вспыхивало красочными огнями, в интервалах фейерверка грозно и величественно тлели тронутые Луной контуры громадных облаков. Повсеместно и кустарно танцевали большие группы веселых людей, звуки являли рваный и слоистый массив, употребляемый очень даже славно. «Кабальеро, кабальеро!» — по-детски заскакала Николь, тыча пальцем. Действительно, вдалеке на андалузских красавцах гарцевали пара всадников в старинных одеждах. Впрочем, маскарадно одетых людей было без того порядочно. Вокруг сверкали брызги, в ходу были водяные пистолеты, обливаться — традиция. Мари заранее учила, что предпочтительно ходить в баскском — белое с красным — иностранцев обольют в первую очередь, и иметь побольше смен: обливают и пивом, и бог знает чем, одежда на выброс. Не ошиблась — досталось.

Раскололись. Тащилин, Люси и чета Леже исчезли с поля зрения первые, параллельно Эстер Джексон, напирая движениями, имитирующими танец, и грудью, пошла оттирать от оставшихся Соловьева — скрылись в водовороте. Предводительствующая Мари — между прочим, была оснащена черными очками и ничуть не безграмотно: пространство опалялось весьма интенсивно — держала потерянного душевно Жиро за кисть, демонстрируя тем самым, что он пригодится, оставшиеся англичане смиренно и цепко держались подле. Судьба периодически сводила отщепенцев вместе, чтоб через некоторое время вновь разрознить. Джексон Эстер домогалась тщательно, Андрей ловчил и наконец не сдюжил, поинтересовался утвердительно и хмуро:

— Мужчин любите.

— Да, — жеманно атаковала та.

— Какая досада, я женщин…

Заметим, что это была предвариловка, официальная фиеста начиналась завтра.

Поутру вновь состав был выставлен не весь, притом что как раз совершалось первое энсьерро, прогон быков через город в загоны арены, где вечером будет проходить коррида. Мари, конечно, и русские присутствовали, супруги Леже также. Жиро хандрил в номере, англичане почивали принципиально, готовя себя к вечеру.

Был зафрахтован балкон второго этажа — особый шик — длинный, вместительный. Заполнен плотно. Благодаря Мари протолкались к самым перилам. Тащилин вел себя нервозно, суетился, растирал в кулаке один из цветков, сидящих в лотках, прикрепленных к внешним сторонам ограждения, но Соловьев выглядел снулым. Николь хихикала и шутила в том роде, что балкон непременно рухнет или кто-нибудь свалится прямо на рога чудовищ.

Вот хлопнула недалеко ракета, «чупиназо», толпа взвыла, смельчаки в прогонах пружинисто задвигались. Дальше крики, бело-красно, несущаяся толпа, канонада копыт быстро приближалась. От стен домов отделялись отважные, азартно суетились, точно ожидая палочку эстафеты. Показался с десяток разъяренных животных, впереди бежали ловкачи. Кто-то, запыхавшись, сгибал к стенам и ловко хлопал свернутой газетой, сбивая ярость животных, некоторые форсили гибкостью, притормаживая и поджидая взбешенных крикливой толпой зверей, скривленные хвосты которых с ветвистыми концами сверху выглядели особенно устрашающе.

Мари кричала, потеряв облик, Тащилин, предельно расширив глаза и стиснув зубы, сильно перегнулся через перила.

— Бесподобно! Божественно! — весело выкрикивала Николь.

Все это длилось секунды, сзади неслась за растянутой метров на пятьдесят бычьей кавалькадой орущая орава и быстро поглотила событие. Компания отчего-то сразу затолпилась у выхода с балкона, хотя смотреть было больше нечего.

— Непременно нужно выпить крепкого, — выбравшись на улицу, отрезала Мари.

Во время корриды, вечером Тащилин опять вел себя своеобразно: кусал кончик ворота рубахи, постоянно причесывался гребешком, вглядывался в небо и умолял:

— Только бы не разразился дождь.

Мари скомкано — она была столь увлечена, что забывала договорить фразы — повествовала тонкости, однако уяснить детали не хватало настроения, к тому же мешал комковатый ор. На дилетантскую душу все выглядело примитивным убийством. Особенно жалким и недоуменным выглядел третий бык, после второго укола, который в терции смерти произвел грациозный но, надо понимать, непопулярный матадор-неофит — публика поддерживала быка, рвано крича «Торо» — жертва упала на колени и несимпатично и лениво уткнулась мордой в песок. Размахивание мулетой и прочие выкрутасы соперника эффекта не давали, ощетиненное бандерильями животное вяло уткнулось перед собой и застыло будто манекен, только бока ходили вздохами, создавая признаки жизни. Затем шатко поднялось, сознавая, конечно, что миссия ублажать публику не доведена до конца, и потащилось прочь от недруга. Арена возмущенно вопила, бык исполнительно остановился, свернул голову и стоял некоторое время неподвижно. Решение созрело, парень развернулся и помчался на маэстро в треуголке. Третий укол, надо сказать, выглядел грациозно, но и на этот раз шпага проскочила сердце. Это возмутило рогатое существо, оно разозлилось уже нешуточно и принялось носиться за нерасторопным убийцей. Дело с точки зрения тореро, похоже, выглядело плохо, он совершенно неподобающе махал мулетой и, потеряв остатки грации, увертывался. Дело дошло до того, что выскочили пикадоры, пытаясь отвлечь обиженное существо — бычара высказывал ноль внимания, фунт презрения. Публика освистывала манеры киллеров неистово. Взять себя в руки главенствующему наемнику все таки хватило то ли смелости, то ли наоборот, в очередном набеге он вонзил орудие и на этот раз угодил ровно в цель. Бык теперь благодарно остановился, недолго поразмышлял и свалился боком, некрасиво взбрыкнув ногами. Молодой человек делал положенные движения победителя, но гримаса была деревянной. Народ удрученно выл.