Нина Стиббе - Человек у руля [litres]

Письмо от герл-скаутов пришлось на черную полосу в нашей жизни. Папа, который для нас не существовал, если не считать редких неловких визитов, вдруг стал героем всех газет, которые писали о массовых увольнениях, семейных распрях и закрытии фабрик. Мы остались без домашних животных – слишком ужасная потеря, чтобы о ней думать, и мы были убиты горем, но притворялись, будто ничего не произошло. Мамы никогда не было дома, только поздними вечерами, и она была слишком измучена для разговоров. Из питомцев у нас осталась только Дебби, и она не могла подняться на второй этаж. Бога, по словам сестры, не существует, только идиоты верят в подобную чепуху. И б́ольшую часть времени сестра либо злилась, либо волновалась. Горячей воды не было, а входная дверь так покосилась, что почтальон просовывал счета между ней и дверной рамой. И Крошка Джек стал так сильно заикаться, что я впадала в ужас, когда он пытался заговорить. Внезапное приглашение от скаутского клуба должно было нас обрадовать, но мы сочли его злой шуткой.

И, в довершение всего, сломался телевизор. Мы включили его, и выключили, и покрутили ручки. Картинка не появилась, только желтоватый туман и рябь. Звук все еще работал, так что ясно было, что дело не в розетке. Поэтому мы сидели и слушали, надеясь услышать что-нибудь веселое, что могло бы приободрить нас после письма от скаутов. Ничего веселого не передавали. Только сказали, что умерла Чи-Чи, гигантская панда из Лондонского зоопарка.

Однажды я проснулась с каким-то странным чувством – словно на мне лежит кто-то или что-то и я не могу сдвинуть этот груз. Никто на мне не лежал, но я все равно не могла избавиться от тяжести.

В конце концов я встала и очень медленно занялась делами, но груз никуда не делся – будто я шла против сильного ветра. Я рассказала сестре, что на меня давит груз, и, должно быть, расплакалась.

Она сказала:

– Не беспокойся, Лиззи, у нас у всех время от времени возникает такое чувство, просто не обращай на него никакого внимания.

И я изо всех сил старалась не обращать на груз внимания, надеясь так избавиться от него. По дороге в школу на деньги, отложенные на ужин, я купила вишневые леденцы – на мой взгляд, верное средство, дабы укрепить силу духа. Леденцы помогли ненадолго, в школе ощущение тяжести вернулось, и по моим щекам потекли слезы. Хотя если не считать вялости, чувствовала я себя вполне сносно, да и расстроена ничем не была.

Мои слезы привели мисс Хилл в раздражение. Миссис Кларк повела бы себя по-другому, но миссис Кларк больше нас не учила, вместо нее пришла мисс Хилл.

– Что случилось? – спросила она.

– Ничего, – сказала я, – просто я какая-то вялая, как будто на мне лежит тяжелый груз.

– Наверняка дело не только в «вялости»… – И мисс Хилл прищурилась.

– Не думаю, – сказала я, утирая глаза.

– Должна же быть причина, – сказала она.

Этот неловкий разговор продолжался несколько минут.

– Ну, – сказала мисс Хилл, – тогда я предлагаю тебе выйти и подождать в раздевалке для девочек, пока ты либо перестанешь плакать, либо поймешь, в чем причина.

Я провела в раздевалке для девочек все утро. Перед большой переменой мисс Хилл отправила Мелоди Лонглейди посмотреть, как у меня дела.

– Мисс Хилл хочет узнать, продолжаешь ли ты плакать, – сказала Мелоди.

Я посмотрелась в зеркало.

– Да.

Мелоди скорчила сочувственную гримасу – опустила уголки губ и усиленно заморгала.

И тогда я спросила Мелоди, не может ли она тоже заплакать. Но она так не думала. Я спросила только потому, что когда она изобразила сочувствие, то было и вправду похоже, что она вот-вот заплачет. Но оказалось, что нет.

Несколько девочек пришли навестить меня во время большой перемены. Некоторые были очень добры. Позже снова зашла Мелоди и сказала, чтобы я отправлялась к директору. Я постучалась в дверь, и директриса сказала «войдите».

Она спросила, почему я здесь. Я ответила, что, наверное, потому, что плачу.

– А из-за чего ты плачешь? – спросила она и посмотрела на меня точно доктор.

– Я не знаю, – сказала я, – не из-за чего.

– Но должна же быть какая-то причина, никто не плачет без причины, – сказала она.

Я извинилась и ответила, что со мной все в порядке и что я даже думаю, что плакать так долго – это довольно смешно и немного неловко. Но никакой уважительной причины я не назвала, и, похоже, это вызвало у директрисы такое же раздражение, как у мисс Хилл.

– Послушай, Лиззи, пожалуйста, объясни мне, почему ты плачешь, чтобы я могла заняться своими важными делами, мммм.