Нина Стиббе - Человек у руля [litres]

– Я не то чтобы плачу, просто слезы сами собой текут, вот и все, может быть, у меня аллергия, – сказала я.

Я вернулась в раздевалку и провела там остаток дня, читая книгу, которую мне постоянно приходилось вытирать.

Дома слезы вдруг закончились. А вечером мама сообщила, что в прачечную «Подснежник» позвонили из школы и попросили ее связаться с ними. И как раз этого-то ей и не хватало. Ближе к вечеру она позвонила в школу и поговорила с директором.

– И что она сказала? – спросила я, сгорая от стыда.

– Она сказала, что ты весь день была расстроена и не говорила почему, – раздраженно ответила мама.

– Я не была расстроена, и я сказала им, что не расстроена.

Разговор продолжался в таком духе некоторое время. Не буду утомлять вас подробностями. Я поведала маме всю историю, начав с начала, то есть с груза, который на меня давит.

– Когда я проснулась, на меня давил какой-то груз.

– О, груз, – сказала мама, мигом все поняв, – это свинья.

– Свинья? – спросила я.

– Груз весом примерно со свинью, да?

– Да, молодую, – согласилась я, – молодую свинью.

– Свинья приходит, когда тебя все достало. Она приходит рано утром и приковывает тебя к постели.

– Зачем? – спросила я.

– Чтобы ты подумала, поплакала и раскрыла глаза; свинья приходит, чтобы помочь, так что встречай ее со всей душой, и тогда она уйдет.

– Но почему свинья? – спросила я.

– Свинья куда лучше, чем безликий мешок зерна, правда?

Мама рассказала о своих встречах со свиньей и о том, как свинья ей помогла, и добавила, что она очень гордится тем, как я обошлась со свиньей.

Как бы то ни было, с тех пор свинья навестила меня еще только раз. И я встретила ее со всей душой и носила ее на себе, пока она не засобиралась обратно в свой свинарник.

Следующим после дня свиньи утром мама сказала, что я могу не ходить в школу, дабы восстановиться, и провести день вместе с ней в фургоне. Это была приятная смесь восхитительного, отвратительного и раздражающего.

Мне пришлось делить переднее сиденье с маминым помощником Дино, от которого пахло кислым молоком, а на шее у него был противный прыщ. Мама никогда не закрывала до конца раздвижную дверь, Дино тоже, так они и катались по городу с приоткрытой дверью.

Они забегали то туда, то сюда, прижимая к себе рулоны полотенец, заскакивали во дворы, гаражи и пабы, проскальзывали в магазины, кинотеатры, клубы и офисы через черный вход вместе с рулонными полотенцами, ковриками и кухонными полотенцами. Они вежливо разговаривали с инспекторами дорожного движения и другими водителями фургонов. Они чинили покосившиеся раздатчики полотенец, на самых вонючих объектах натягивая на лицо свитер. И они подпевали радио, и ели кукурузные початки с сыром, и пили газировку из бутылки. Мама была просто чудо. Никогда я не видела ее такой. Такой занятой, и проворной, и вовлеченной.

У «Белой лошади» за Дино погналась собака, а у «Черной собаки» за мамой погналась лошадь. Потом в чайной «Грэнари», куда я протиснулась вместе с полотенцами, кухарка дала мне яйцо по-шотландски. И так оно все и шло, пока в «Рыбе и кварте» женщина не сказала маме, что транспортный отдел прачечной «Подснежник» просит ее немедленно связаться с ними, – тут волшебный пузырь лопнул.

Мы пошли в телефонную будку. Мама позвонила мистеру Холту. Он узнал, что она возит с собой несовершеннолетнего пассажира (меня), и потребовал объяснений.

– Это моя дочь Лиззи, – сказала мама.

– Одиннадцать с половиной, – сказала мама.

– Сегодня не пошла, – сказала мама.

– Она не больна, она просто несчастна, – сказала мама.

– Хорошо. Да, хорошо, я так и сделаю. Да. Я так и сделаю. Понимаю, да, – сказала мама и повесила трубку.

И пока они развозили оставшиеся полотенца, я сидела в «Бруччани» на Чёрч-гейт (совсем рядом с ювелирным магазином, где близняшкам Лонглейди прокололи уши), и пила горячий шоколад с пенкой, и ела булочки, и читала книгу, пока они не закончили работу и не приехали за мной.

У ворот автопарка нас встретила мисс Келлогг, которая сказала, что поможет Дино разгрузить фургон и так далее, а мне лучше не показываться. Маме она велела идти в офис мистера Холта.

По дороге домой я спросила маму, как все прошло с мистером Холтом.

– Он просто жалкий старый ублюдок, – сказала мама.

– Он тебя отчитал? – спросила я.

– Конечно. Господи, как я его ненавижу, – сказала мама, – это просто кошмар, черт бы его побрал.

Тогда мне пришло в голову, что мистера Холта можно включить в Список мужчин, но, поразмыслив, я решила, что в этом случае граница между любовью и ненавистью непреодолима, потому я даже не вынесла этот вопрос на обсуждение.