Леонид Иванов - Леший

— Увольнения давали, да мы и без увольнительных, если хотели, могли в город ходить. Через забор сиганул, и уже в городе. Сел на троллейбус и кати, куда хошь.

— Дак там, это, поди патрули всякие?

— А мы, дядя Аник, по гражданке. Там в теплице у меня в шкафу гражданская одежда была.

— Невесту, поди, приглядел? Парень-то ты вон какой видный! Не одну, поди, окрутил?

— Да не, дядя Аник, не завёл невесту. Рано жениться. Надо сначала устроиться, как следует, нагуляться, а потом и жениться.

— Это ты правильно рассуждаешь! — похвалил Леший. — Молодец! А девок-то неужто и не потискал в городе?

— Да потискал, дядя Аник, потискал. И не только в городе. У нас и в части их было, сколько хошь.

— Как это, в части?

— Ну, бойциссы…

— Это какие такие бойциссы? — недоумённо посмотрел Анемподист.

— Ну, служащие. Мы их бойциссами называли. Вот мы — бойцы, а они — бойциссы. Они в форме ходили, только жили от солдат отдельно, и в город могли ходить свободно после дежурства. Ну, они в основном-то с прапорами да офицерами крутили.

— Вам, значит, поклевать не удавалось? — хитро сощурился Леший.

— Ну, почему? Тоже поклевали. У меня для этого дела в теплице и тюфячок старый припрятан был. Я перед дембелем одну бойциссу снял, такая, скажу тебе, тёлка была! Сиськи пуговицы на гимнастёрке рвали.

— Ты погодь, Серёжа! Откуда снял? Она што, в петлю полезла, повеситься што ли хотела, а ты снял? Спас, значит?

— Да не, дядя Аник! Ну, снял, это, как бы тебе по-деревенски-то объяснить, закадрил, значит.

— Вот теперь понятно! А што за тёлка? У вас там и коровник в части был?

— Смешной ты, дядя Аник! — расхохотался Серёжка. — Тёлка, это значит, девчонка. Снял тёлку, значит, закадрил девчонку.

— Ну, вот теперь всё понятно. А про сиськи можешь не рассказывать. Это и без объяснений твоих уразумел. А вон и Зинаида идёт.

— Ой, кто к нам приехал! — заохала Зинаида издалека, увидев на крыльце покупателей. — Ой, я уж слышала, что к Анне внук пожаловал в гости прямо из армии. Надо же, какой молодец! Ой, какой красавец! Ну, совсем взрослый стал! И на батька как две капли похож. Ведь правда, Анемподист Кенсоринович? Ну, вылитый Илья! Вылитый! Ой, да што это я тут раскудахталась-то? Заходите, заходите, сейчас я отворю замок-то. Я сёдни пироги затеяла. Дак домой бегала, караулила, штобы не сгорели. Поди, заждались, сердешные?

— Да не, — смущенный похвалой, заотнекивался Сережка. — Мы тут с дядей Аником про жизнь говорили, про армию.

— Ну дак и ладно! Ну, дак и хорошо! Што ты купить-то хочешь?

— Да вон дядя Аник первый в очереди. Он раньше пришёл. Пусть берёт.

— Да ему, поди, не спешно. А тебя-то там бабка заждалась. Не налюбовалась ишо, поди, внучком-то.

— А вы к нам часам к шести вечера заходите в гости, — пригласил Серёжка Зинаиду и Лешего.

— А как же, а как же! Зайдем, конечно, надо гостя по чести встретить, — захлопотала Зинаида.

— Дядя Аник, и ты заходи! Уважь!

— Спасибочки, Серёжа! Зайду-зайду, уважу, конечно! Как не уважить героя! Ишь, Зинаида, скольки у парня заслуг-то! Места на груди не хватает, в два ряда пришлось прицеплять. Молодец вырос! Вот Анне радость-то дак радость!

По дороге из магазина Леший встретил Степана. Тот как раз сел перекурить на свою широкую лавку из церковной плахи.

— День добрый, Анемподист Кенсоринович, заходи, посиди за компанию.

— И тебе здорово, Степан! Смотрю, стройку завёл.

— Какой на хрен стройку! Столбы вон у ворот совсем прогнили, пока время есть надо поменять. Я же ишо лонись их припас, когда столбы заготавливали. Ишь, какие кряжистые да смолистые! Долго держаться будут.

— Столбы и правда добрые, — похвалил Леший. — Этим веку не будет! Их бы ишо медным купоросом хорошо обработать от гнили.

— Дак где ты медного купоросу-то найдешь?

— Ну, это, в районе, поди, есть…

— Какой на хрен район?! Мне сёдни ставить нада. Я эть их ишо той хренью промазал, которой столбы обрабатывали.

— Тогда, поди, на твой век хватит, — заключил Леший. — Тебе эть подсобить бы нада.

— А не откажусь, Анемподист Кенсоринович. Дай только немного отдохнуть, а то вон вся рубаха мокрая. Ишь, ямы какие глубокие копать пришлось, чтобы старые-то снять. Постарался в своё время батя на совесть.

— Дак это, в старину, известно дело, всё на совесть делали. И дома ставили на века. Вот твой-то, знаю, тоже дед твой строил. А скольки тут у нас эдаких? Да полдеревни наберётся. А всё почему стоят? А потому, что неторопко дело делали, с умом. Ты ить, поди, и не знаешь, что на дом-то не любая сосна годится. Старики из ста дерев одно валили. Потом в штабелях берестой накрывали и сушили, а опосля тольки сруб ставили. И тут опять же не абы как! Северной стороной наружу ладили. С северной стороны у дерева годовые кольца-то мельче, чем с южной, сырость не так впитывает, а значит и стоять дольше будет. Ой, молодёжь! Всё-то вас учить надо!