Утром он был ещё жив. Леший снова уже при свете солнца осмотрел животное, снова смазал раны, дал кусок холодного мяса. Кунька, как окрестил его Леший, отвернулся от еды и уткнулся носом с угол.
К вечеру мяса не оказалось, а когда Анемподист подошёл к Куньке, тот уже не отворачивался, а, наоборот, тянулся усатой мордой навстречу. А ещё через три дня, зайдя навестить своё разрастающееся хозяйство, Анемподист увидел, что Барсик трётся о него совсем по-дружески, прямо как о Буяна. А вскоре и Буян признал Куньку за своего, и теперь вся троица — кот, куница и собака — спать укладывалась вместе на постеленном на крыльцо двора старом овчинном полушубке.
Зима в этот годы выдалась почти без снега, поэтому, когда Машка уходила на свою традиционную прогулку по окрестностям, Кунька, по природе своей ведущий ночной образ жизни, перестроился вопреки природе и резво, смешно ковыляя, тащился следом. Замыкал шествие Барсик с торчащим вверх, как дым из трубы перед сильным морозом, хвостом. Нагулявшись, зверьё возвращалось домой, где каждый шёл к своей кормушке.
За зиму эти совершенно разные по природе животные настолько сдружились между собой, что могли удивить любого исследователя российской фауны. И Анемподист к ним так привязался, что вечерами, как бы ни уставал после охоты или обхода линии, обязательно приходил на двор пообщаться со своими приёмышами. Он садился на нижнюю ступеньку высокого крыльца, Кунька сразу же вылезал из своего убежища, устроенного в старой кадке, и разваливался рядом, с другой стороны прижимался Барсик и громко заводил свою бесконечную песню. Машка тоже поднималась с кучи брошенной в угол соломы, ревниво фыркала на Буяна, и он тут же перебирался на верхнюю площадку, доверчиво клала губастую морду спасителю на плечо, млела от поглаживаний его грубой мозолистой ладони и в упор смотрела бездонным, большим и чёрным, как смоль, зрачком.
Леший сидел молча и думал, что природа всё равно возьмёт своё. Машка поживёт еще лето, а осенью потянет её искать жениха, а если она потом вернется в деревню, то придётся заготавливать для неё стога три сена.
О странном хозяйстве Анемподиста знали в урочище все, поэтому лосиха и куница могли чувствовать себя в полной безопасности. Свои охотники из уважения к Лешему на них позариться не могли, а чужие в эти далёкие от больших дорог края не заглядывали — они браконьерничали в окрестностях Костомы.
Весной, когда отплакали своё и отвалились от крыш последние сосульки, а пригорки стянули с себя снежное покрывало и подставили грязные бока тёплому солнышку, Машка вместе со своим сопровождением то и дело стала пропадать из дому целыми сутками. Однажды лосиха после двух дней гулянки пришла ввечеру домой, полежала на подсохшей возле двора лужайке, внимательно наблюдая, как Анемподист готовит к посадке огурцов парник, потом поднялась, подошла, встала рядом и положила голову на плечо, фыркая своими большими отвисшими губами. Постояла и медленно пошла в сторону леса. У изгороди остановилась, обернулась, будто прощаясь, и двинулась дальше. Со двора кубарем выкатился Кунька и торопливо бросился вдогонку за Машкой. Невесть откуда появился Барсик и стал тереться о ноги хозяина, стараясь обратить на себя внимание. Леший нагнулся, взял громко замурлыкавшего кота на руки, начал было гладить, но тот вдруг вырвался, соскочил на землю и быстрыми прыжками кинулся догонять друзей.
Анемподист даже не почувствовал, как сначала из правого, а потом и из левого глаза набежали непрошенные слёзы, задержались в уголках и медленно скатились по глубоким морщинам, будто прокладывая дорогу другим солёным капелькам.
Чувствуя состояние хозяина, Буян подошёл ближе, сел возле левой ноги, прижался к неприятно пахнущему дёгтем голенищу и жалобно тявкнул вслед удаляющейся в лес троице.
— Вот и осиротели мы с тобой, Буян, — проговорил Анемподист, присел и начал гладить верного пса по загривку, всё также не замечая текущих по морщинистым щекам слёз.
Беглец поневоле
«Главному врачу областной больницы №… от фельдшера Емичева Перфилия Ивановича.
Прошу вас перевести меня на работу в любое другое медицинское учреждение в связи с тем, что по нынешнему месту работы мне грозит неотвратимая смерть».
Петя долго сидел, обдумывая, что бы ещё веское добавить к написанному тексту, в котором каждое слово было выстрадано болью и страхом за свою едва начавшуюся и уже висящую на волоске жизнь. Да и что это была за жизнь? Ничего хорошего в ней Петька пока так и не видел. Началось с того, что отец в честь деда — своего безмерно почитаемого им тестя — решил обязательно назвать сына Перфилием. Вот скажите мне, что это за имя для современного человека? Посмотрел в словаре, оказывается, древнегреческое, произошло от Порфирия, то есть Порфириоса, что значит багряный. Ну, да! Не зря говорят, как корабль назовёшь… Петька, чуть чего, сразу до кончиков ушей краской заливается. Ой, сколько из-за имени своего да этой патологической стеснительности, от которой моментально пунцовым становился, перетерпеть от ребят в школе пришлось! Он и в медколледж-то подался, потому что там одни девчонки учились, чтобы от ребячьих насмешек избавиться, а не потому, что потом с дипломом на девок голых можно смотреть да безнаказанно трогать.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу