Леонид Иванов - Леший

Валерке полегчало только на третий день. Будь в это время дорога, его бы забрали в район лечить под присмотром опытных врачей, но добраться из Кьянды по непромёрзшим болотам, дорогу через которое всё никак не могли достроить, не было никакой возможности, поэтому фельдшеру дали рекомендации по лечению и потребовали отчитываться по телефону о состоянии больного каждый день.

Настя ночевала у Верки еще две ночи, утром ставила укол, капельницу, днём убегала ставить уколы своим бабулям, после обеда опять вводила пенициллин. На третий день больному стало заметно лучше.

— Ну, вот теперь всё обошлось, — облегчённо вздохнула Настя, когда температура почти совсем спала. Теперь я за тебя спокойна. Но полежать тебе ещё придётся. Я буду приходить уколы ставить. А может и Вера сама научится.

— Ой, нет! Я крови боюсь, — наотрез отказалась Верка. — Когда ты-то делаешь, я отворачиваюсь, штобы в обморок не грохнуться.

Так и пришлось медичке ещё целых две недели заходить к больному каждый день, пока не закончился курс лечения. Но как это нередко бывает в таких случаях, пациенты начинают испытывать к медикам не только чувство благодарности. Особенно, если Валерка и до этого уже не раз был готов к развитию романа. Лечение пневмонии исцелило от хвори, но заразило любовной истомой. Теперь оставалось только ждать развития новых событий.

В Носово цыгане нагрянули рано утром. Приехали они сразу на шести подводах и с шумным гвалтом рассыпались по всей деревне. Пока мужчины отпускали чересседельники да подкидывали коням из розвальней сено, их жёны в широкополых яркой расцветки юбках да обвязанных полушалками коротких шубейках пошли по домам, подталкивая впереди себя ватаги маленьких сопливых ребятишек.

Одна такая семья ввалилась в дом к Татьяне.

— Здравствуй, хозяюшка! Пусти с дороги ребятишкам погреться, совсем на морозе околели бедные, — непривычным для Кьянды вкрадчивым голосом громко заговорила уже немолодая цыганка непонятного возраста. Пока она осматривалась у порога, её разновозрастные ребятишки уже прошли вперёд и уселись на лавке вокруг стола.

— Угости чайком бедных ребятушек. Да и корова у тебя во хлеву стоит, молочка по кружке налей да творожку положи.

— Да вы проходите. Проходите, — радушно пригласила Татьяна, как раз закончив крошить картошку в стоящий на шестке чугунок со щами, чтобы поставить его в печку. — Вы садитесь к печке-то поближе, только что протопила. Я счас самоварчик поставлю и сама с вами за компанию почаёвничаю. А молочка-то у миня нету — корову посядни запустила, пусть отдохнёт маленько. Она скоро уж телиться станет дак.

— А теленочек у неё почти весь чёрненький будет, — перебила цыганка. — Бычок. А копытца белые будут с носочками.

— Ой, да откуда вы всё знаете-то, — простодушно изумилась Татьяна.

— Дак ведь, мила-а-ая моя, с моё-то поживёшь всё насквозь видеть будешь. Ты, пока самовар кипит, ребятишек пирогами-то угости.

— Да он от горячих-то углей быстро закипит. Ох, и скорый он у меня, вот, погодь, минута-другая и зашумит. А пироги-то конечно-конечно. Вчерась морковные напекла. Тольки я ить немного делаю — одной-то много ли надо?

— А не одна скоро жить будешь, — пообещала цыганка, сбросила на плечи вязаный из овечьей шерсти полушалок, потом и цветастый красными большими розами платок, пригладила гребёнкой чёрные как смоль с редкой проседью густые волосы. — Счас я, милая, карты-то раскину, дак они всю правду скажут.

Цыганка достала откуда-то из широких в многочисленных складках юбок потрёпанную колоду с картинками, каких отродясь Татьяна не видывала, перетасовала их и начала раскладывать на краешке стола, к которому за разговорами успела присесть, цыкнув на своих шумных ребятишек — то ли внуков, то ли поздних детей, народившихся за последние несколько лет.

— Вот, моя милая, видишь, король трефовый тебе сразу же выпал. А это, голубушка, значит, что скоро встретишь ты надёжного мужика, богатого и уважаемого. Будешь за ним жить, как за каменной стеной. А вот и четвёрка треф следом пришла. Это значит, что ждёт тебя скоро переезд на новое место жительства.

— Ой, да откуда тут мужики-то возьмутся? Их у нас и всех-то по пальцам сосчитать можно. А уж богатых-то и вовсе нету. Откуда тут разбогатеть-то? На каких шишах? — отмахнулась Татьяна, но глаза её загорелись, и это не ускользнуло от внимательной цыганки.