Леонид Иванов - Леший

А тут справка от врачей да печатью чин чином заверена, что должен Сашка у докторов наблюдаться, и в армии служить совсем не годен, потому что, не дай бог, припадок во время боевого дежурства случится — беды не оберёшься.

Ну, когда Сашка Насте-то начал всякие небылицы плести да от хвори своей отнекиваться, она и распсиховалась. За дверь его выставила, а наутро в районную больницу позвонила узнать, как да что, да про лечение уточнить. Там и сказали, что парень прямо на комиссии в обморок упал, и припадок с ним страшный случился. Хорошо там врачей полным-полно, сразу ему в зубы деревяшку вложили, чтобы пеной не захлебнулся, укол поставили. Тут же и решение о непригодности к армии приняли, то есть белый билет выписали.

В деревне сразу опять пересуды начались, хоть Сашку никто в припадке-то и не видал никогда. А тут еще и с Настей у него ссора случилась из-за пустяка. Он ее на крыльце весь вечер прождал, а она в Дерюгино заночевала, потому что у Марьи гипертонический криз случился. А Сашка-то подумал, что она с Валеркой роман закрутила. Не зря же он её уже который раз вечерами к дому на своём мотоцикле подвозил. Он ведь и в первый раз тогда, как увидел, что морячок ее домой привёз, сразу же обомлел от ревности и злости. Но тогда смолчал. Смолчал и во второй раз, и в третий, тем более Настя ему ласково волосы потрепала: «Дурачок! У них же дети болеют, а я через лес одна побоялась. Пугает меня этот ваш чёртов Чёрный ручей!»

— А хочешь, я тебя там на опушке ждать буду, и мы вместе через лес пойдём?

— У тебя что, других дел нету, кроме, как меня у леса ждать? Я же не могу точно сказать, когда обратно добираться буду. К тому же меня то Иван Михайлович подвозит, то Иван Степанович.

Хотел было Сашка сказать, что он в своей распирающей грудь любви и к ним тоже девушку ревновать может, но смолчал. А вот когда домой ночевать не вернулась, уже не стерпел. Устроил ей на другой день обидный допрос да с оскорблениями. А девка-то была детдомовская, за словом в карман не лезла, могла и отшить, как следует, тем более, что оскорблений никогда никому не сносила.

— А я тебе жена что ли? Перед каждым припадошным отчитываться должна? — вспылила девушка и выгнала ухажёра на улицу. А Сашка домой пришёл, мать как раз в хлеву корову доила, взял ружьё, достал патрон с пулей, зарядил, в бане закрылся, правый ботинок снял, ствол в рот вставил и нажал большим пальцем ноги на спусковой крючок.

Фёдор вышел на крыльцо, закинул руки за чугунно тяжелую голову, потянулся до хруста в суставах. После вчерашней окрошки на браге пучило, и чтобы хоть немного ослабить живот, Федор громко пёрнул. Ничего не подозревавший петух, с испугу подскочил, взлетел на покосившийся огород, который держался на честном слове да вымахавших чуть не с руку толщиной репейниках и неистово жгучей крапиве, вытянул шею и, снимая стресс, заорал во всю глотку. Его испуганный крик услышали петухи соседних домов, всполошились, что проспали очередной урочный час, и тоже во всю мочь загорланили, в который уже раз призывая утро.

Куры, деловито кудахтая, вереницей поспешили на лужайку перед крыльцом в ожидании завтрака.

— Да кыш вы, пернатые, — пнул Фёдор ближайшую квочку, и вся разнопёстрая стая россыпью разлетелась по сторонам, а испуганный петух снова загорланил во всю глотку, подавая пример остальным пеунам деревни.

— Твою мать! — беззлобно выругался Фёдор, присел на ступеньку, упёрся локтями в колени и ухватил обеими ладонями голову. Она просто разламывалась от боли. Но не смотря на дикое состояние и жуткий привкус во рту, будто закусывал помётом из курятника, Фёдор погрузился в воспоминания о вчерашнем. Сначала скосил Ваньке густую отаву луговине, выпили, потом отсоединил косилку, подцепил волокуши и привез Степану два стога сена. Или один?

— Блин, ни хрена не помню…. не… вроде два. Дарья выставила самогон. Епттать! А трактор-то где? — Фёдор через силу поднялся и с превеликим трудом дошёл до ворот. Трактор, приткнувшись радиатором в изгородь из полусгнивших жердей, был на месте. — Ну, слава богу! — И тут Фёдор вспомнил, как вся семья Богдановых провожала до трактора своего благодетеля, который привёз сено, как он не мог дотянуться ногой до высоко расположенной подножки своего «Беларуся», норовя опрокинуться навзничь, как его подталкивала в задницу жена Степана, чтобы втиснуть в узкую дверку кабины…

— Блии-ин! А вот в следующий раз я её где-нибудь так буду подталкивать за её пышную жопу, — устало соображал на эротическую тему Фёдор, потирая виски. Голова болела, хотелось выпить, но ещё сильнее хотелось отлить. Фёдор расстегнул ширинку, с превеликими трудностями отыскал скрюченный от ежедневных пьянок крантик, и мощная струя оросила брючину, потом рука хозяина направила струю в сторону, и она стала хлестать на буйно растущую у ворот крапиву.