Юрий Красавин - Полоса отчуждения

Наконец отыскали они нужную улицу, заснеженную, непроезжую, и материн дом с блеклыми желтоватыми окнами, словно хозяйка по деревенской привычке сидела при керосиновой лампе. Нет, то свет был электрический, но лампочка слаба, при такой только сумерничать.

Стучали довольно долго — это из-за того, что не решались громыхнуть погромче: волновались оба — как-то сейчас встретит мать? Она откликнулась из-за двери испуганным голосом, долго открывала: дверной крючок из-за мороза не поддавался, потому была в первую же минуту ужасно раздосадована. Вошли, и она за ними сильно хлопнула дверью.

Помнится, сиро и холодно оказалось в доме; стекла изнутри обметало инеем, пар от дыхания не таял, потому гостям хоть не раздевайся; печь посреди избы обернута была мешковиной и обмазана поверх глиной, даже обкручена для большей крепости проволокой. «Разваливается, — пожаловалась мать, как только они прислонились погреться, — и дымит очень». Должно быть, печная забота была столь важна, что не отступила и в минуту радостной встречи.

Кровать с проржавевшими шарами на спинке, два кривых венских стула, поцарапанное зеркало в простенке, сундук с висячим замком, да еще изрубленная то ли топором, то ли сечкой скамья — таково было внутреннее убранство дома.

— Сара́исто? — ревниво спросила мать и после паузы объяснила: — Кое-как огоревала хоромину, все денежки ухнула, а на обзаведение не осталось. Дров и то не на что купить! А на дворе еще зима, до тепла-то, знать, и не доживешь.

А Таю больше всего заинтересовала висевшая в переднем углу перед иконами лампада, стеклянная, на цепках, — она была зажжена. Такого дива Тая, выросшая в детдоме, не видывала и оглянулась вопросительно на мужа.

— Сретенье завтра, — сказала мать строго. — Большой праздник.

— Ты же неверующая, мама! — поспешил сказать он для успокоения Таи.

В первый тот вечер разве что одна тучка набежала — мать спросила:

— Да вы что же, и постели своей не привезли? На материной спать будете?

Нет, постель они привезли: одеяло, две подушки и простыни — но оставили в камере хранения на вокзале. Кстати, он противился, не хотел брать все это в дальнюю дорогу — «Что ж ты думаешь, у матери не на чем будет спать?» — но Тая настояла, и вот теперь ему было приятно, что она оказалась такой предусмотрительной.

Прожили в ладу и согласии неделю, спали молодые на кровати, под своим одеялом, мать — на печи, там теплее. На печи она и до их приезда спала. Днем молодожены отправлялись в ближний лес, срубали там еловую сухостоину и приносили домой. Распиливали, раскалывали и вечером этими дровами топили печь, замазывая дымящиеся щели глиной, которую накапывали в подполе; питались жареной картошкой да солеными огурцами, большими, будто тыковки, с опавшими боками. Помнится, вечером сидели у веселой этой печи, перебирали деревенские новости, и Таечка все расспрашивала свекровь о деревенском житье, дивясь всему: у нее в Сибири все не так. Хорошие то были разговоры.

Неделю спустя он устроился на завод, а еще через день и Тая вышла на работу. Как только остались наедине, мать заплакала в голос:

— Ой, Леня, что же ты натворил!..

— А что я натворил?

— Леня, сыночек, ты обженился!

На их деревенском языке это обозначало: неудачно женился, попал как кур в ощип. Он оторопел.

— Ой, сынушка, что же ты наделал! Да неуж получше-то не нашел! Да неуж такая тебя достойна! Для такой ли я тебя растила, берегла, выучила!

— Почему обженился-то?! — и возмутился, и озадачился он, поскольку чувствовал себя совершенно счастливым.

— Ты у меня вон какой парень — и с образованием, и непьющий, и некурящий. А она что? Эко — восемь классов. Эко! — специальность какая: маляр. Да такую ли тебе жену-то надо! Я вот заглянула к ней в чемоданчик, а там два ситцевых платья еёных, и больше ничего. Да так ли замуж-то выходят! Это не на колодец по воду — замуж-то! Нету ничего, так что за семья будет у тебя, девка? Стоило ли торопиться-то так? Наживи сначала все, что полагается, а потом уж. Вот я выходила замуж: у меня приданое было — на двух телегах везли! Одной одежи сколько! А обужа?!

— Ну, кто теперь на телегах приданое возит, мама? Где ты видела?

— А нынче на грузовиках везут! А ты как думал? С улицы, что ли, невесту-то берут! Женитьба не баловство, не забава. А ты что же, голую взял! Голую, голую!.. Последняя из никудышных.

Это о Тае-то — никудышная! Это о ней-то!.. Но что верно, то верно: нарядов у нее не было.

— Ты с приданым вышла, что ж нынче не богата?