Юрий Красавин - Полоса отчуждения

Гостья дивилась: такие серьезные вещи говорит, а им смешно. И невдомек ей было, что внуки грубиянствуют, употребляя ее собственные выражения.

Не удавалось ей посудачить всласть в теплой квартире с телевизором, с мягкими диванами — а уж казалось бы, где и поговорить задушевно, как не здесь!

— Дык а Натолей-то Соломидин, он, значит, кем нам доводится, баушк? — спрашивал хитроумный Сева.

— Что ты, господь с тобой, не знаешь, что ли? — изумлялась та и с готовностью принималась объяснять: — Ить его мать была отдана в Гридино за Митряху Пуговицына, а Митряха-то деверь будет Маруське, которая крестная приходится твоему брату двоюродному Мишаке.

Осознать такие родственные связи было непросто. Сева и Слава, студенты последнего курса архитектурного института, усиленно «двигали мозгами» и тем не менее усваивали с трудом. Брата Мишаку они разу в глаза не видали, тем более его «крестну». А что касается Пуговицыных из деревни Гридино, то ведь их же там несколько мужичков, и каждый чем-то знаменит: или шибко пьет, или ворует тоже шибко, или просто любит побузотерить. Поди-ка разберись, о котором речь! Братьям легче было рассчитать свайное основание многоэтажного дома, чем постигнуть хитросплетения собственного родства с неведомыми людьми.

— Погоди-ка, баушк, это не тот ли Митряха, который плотничал «в людях» и по пьяному делу от живой жены сватался к родной тетке — при полном параде: с рушниками и прочим? — уточнял Слава.

— Ты гляди-ко не путай: это Ванюшка Грызлов. И не к тетке, а к председателевой жене Катерине. Председателя, значит, Охапкина супруга будет, ее все Барыней звали. Вот пришли они свататься к Катерине-Барыне, а Охапкин тут же сидит… выпивает со сватом своим Федором Фунтиковым…

Эти подробности повергали братьев в самое лучшее расположение духа: где еще узнаешь о таких событиях! Где еще услышишь имена — Натолей, Митряха, Мишака! Да и фамилии им под стать — председатель Охапкин, завмаг Загребалов, пастух Картошкин, цыганка Манька-Путанка, сват Фунтиков.

Бабушка, беседуя с ними, чувствовала подвох, но относилась к великовозрастным внукам как к младенцам: пусть их веселятся! Она рассказывала житейские истории как сказки, и сказки эти тешили не столько слушателей, сколько саму рассказчицу.

Видя, что Севка со Славкой чересчур активно включились в расспросы, да при этом еще и потешаются над бабушкой, отец прогонял их с выговором:

— Эй вы, умники! А ну-ка за дела!

— Чего ты их строжишь? — суровым голосом урезонивала тогда мать сына. — Чай им поговорить с бабушкой охота. Сколько не виделись!.. Ишь, прогнал. И к чому пристало!

У нее было несколько одной ей присущих выражений, которые употреблялись там, где обычно сердитый мужик вставляет матерные слова: «к чому пристало!», «пес с ней!», «согрешишь, грешница!», «надсада сердцу», «ишь, каку изватку взял!», «а я и думаю себе», «чтоб те ро́зорвало!» — не «разорвало», а именно «ро́зорвало».

Внуки однажды даже завели «Словарь», в который заносили наиболее, с их точки зрения, колоритные термины:

«Пантёр — товарищ, партнер, собутыльник.

Разботе́л — растолстел, раздобрел.

Шикие́мец — (от ШКМ — школы крестьянской молодежи) — студент, старший школьник, бедолага.

О́зырь — непочтительный дурак.

Изва́тка — дурная привычка.

Щапливый — недоразвитый малоежка.

Утя́пился — быстро пошел куда-то, куда не следует.

Раздепа́й — недотепа, растяпа мужского пола.

Тенято́ неко́шлое — путаник, то же самое, что и раздепай, только еще хуже.

По́мерзень — холодно, хуже не бывает.

Забожене́ть — запустить дело, обрасти грязью.

Мирика́нец — нахальный малый, плохой человек.

Расхлебя́стить — распахнуть шире некуда, открыть настежь и не по делу».

Самое замечательное — не коверканью эти слова, а интонация бабушкиного голоса: она внуков просто восхищала. Ее легко было копировать, что удавалось и внукам, и невестке, и сыну. Долго еще после отъезда гостьи они ловили себя на том, что пользуются ее словарем и говорят с ее интонацией. Все это так, но… отъезд ее вся семья воспринимала с облегчением. У внуков даже хватало ума высказаться вслух: как, мол, хорошо, что уехала! Леонид Васильевич хмурился, но в глубине души знал: да, с матерью как-то тесновато.

День нынешний произрастает из дня вчерашнего. Не будь слова «вчера», не было бы и слова «сегодня». Может быть, в нем-то все и дело, во вчерашнем дне, поэтому я прерву повествование ради кратких биографических сведений о матери. Сделать это надо именно сейчас, потому что потом будет поздно.