Мауро Корона - Двадцать веселых рассказов и один грустный

В то время на рынке как раз появились синтетические комбинезоны, полностью закрытые, водоотталкивающие, лёгкие и очень тёплые – идеальный выбор для минусовых температур. Двум друзьям ценой серьёзных жертв удалось накопить на эти новые комбинезоны, и они этим страшно гордились, при всяком удобном случае расхваливая преимущества чудесной синтетики. Но лютой зимой в середине января в горной долине мороз всё-таки выигрывал у новых технологий – пусть и совсем немного.

– Черт, холодно, – проворчал Джанкарло, хлопая друг о дружку одетыми в перчатки руками.

– Ага, – ответил не менее удручённый Альдо. – До костей пробирает.

Было ещё довольно рано, и они решили разжечь костёр, чтобы спокойно подготовить восхождение, не страдая от мороза. Топлива хватало: вокруг росли огромные сосны, у подножия которых валялось предостаточно тонких сухих веточек, годных на растопку, и это не считая лиственниц, сломанных лавиной горных сосен и прочих смолистых материалов, готовых вспыхнуть от одного взгляда. Снега намело немного, так что друзья легко нашли ровную площадку и занялись костром. Будучи экспертами в вопросах жизни под открытым небом, они разделили задачи: Альдо разжигает хворост, Джанкарло идёт за топливом. Альдо курил, и курил много. Едва костёр разгорелся, он, затянувшись неизменным «голуазом», принялся распаковывать верёвки и обвязки.

– Брось, – выговаривал ему Джанкарло, – зачем тебе этот яд?

– У тебя что, привычек нет?

– Конечно, есть.

– Тогда избавляйся от них, это тоже яд. Любые привычки – яд.

Перекидываясь колкостями, они, тем не менее, ценили друг друга и хорошо ладили, всю жизнь совершая восхождения только вместе. Когда Джанкарло сорвался с того водопада, запал у Альдо иссяк – по крайней мере, на время. Он ещё не раз ходил в горы, но ужасно терзался потерей лучшего друга. Поднимаясь вместе, мы с Альдо всякий раз заговаривали о нём. Уход Джанкарло наложил отпечаток и на меня, ведь нас тоже связывала дружба. Мне кажется, его любили все на свете: он был хороший человеком и верным другом, потому и врагов не имел.

Докурив сигарету, Альдо достал из рюкзака верёвку. То же сделал и Джанкарло. Мороз яростно кусал даже через полностью закрытый комбинезон из столь фанатично расхваливаемой ткани, и прежде чем приступить к восхождению, Альдо встал у костра погреть напоследок косточки. Чтобы пламя разгорелось посильнее, он схватил охапку хвороста и недолго думая бросил её в костёр. Та упала прямо в огонь. Языки пламени метнулись во все стороны, начав облизывать ноги Альдо. Это явно не входило в планы создателей ткани: всё равно что плеснуть в огонь чистого бензина. Джанкарло услышал только пуфф , а когда обернулся, увидел Альдо в одном нижнем белье: за какие-то три секунды на нём остались лишь сапоги. Он яростно хлопал себя по бёдрам, пытаясь оторвать прижарившиеся к ногам и рукам куски ткани. Джанкарло бросился на помощь. Управились они быстро, но выглядел бедняга Альдо просто ужасно. Впрочем, даже обожжённый в нескольких местах, он сохранил олимпийское спокойствие и изрёк:

– Что ж, эта ткань прекрасно защищает от холода. Но никак не от жара.

Тем и кончилось их восхождение.

Альдо, завернувшемуся в то немногое, что смог ссудить ему друг, пришлось, чтобы не замёрзнуть, мчаться домой галопом, и всё время этого позорного отступления Джанкарло над ним потешался. Впрочем, поводов для смеха оказалось маловато: следующие три дня его друг провёл в больнице.

После смерти матери близнецы Фульвио и Карло Сантамария, пятидесятилетние холостяки, вконец обнищали. Старушка была для них всем: спасательным кругом, солнечным островком, где можно найти убежище от усталости и боли после кораблекрушения в ежедневно выпиваемом море вина.

Оба этих безжалостных и бессовестных браконьера были в своё время ещё и лесорубами, готовыми работать неделями без выходных, пока несколько лет назад Фульвио, мужик нервный и горячий, не бросил пилу со словами:

– Хватит! В наше хреново время тонна леса, чёрт её дери, стоит дороже барреля нефти!

И перестал ходить на вырубку – к страшному разочарованию брата, который, напротив, довольно долго не бросал работы. Продать лес удавалось не всегда, а всё, что братья зарабатывали, они пропивали. Карло ещё иногда, сам не зная зачем, покупал плюшевых собачек – поговаривали, что его комната набита ими доверху. Рассказывают, легендарные в некотором смысле братья Леньоле, жившие в тридцатые годы, оба по два метра ростом, жуткие пьяницы, после смерти матери превратились беспомощных младенцев. В росте наши современники им уступали, зато пили раза в два больше. Хотя Фульвио и Карло Сантамария больше не валили вместе лес, браконьерствовали они по-прежнему вдвоём: в этом деле разделить их не мог никто, даже смерть. Они всегда были вместе, как топор и топорище, даже ездили вдвоём на трёхколёсном «муравье» фирмы «Гуцци», настоящем музейном экспонате, который водили по очереди. Невысокие, коренастые, сильные, как быки, они были женоненавистниками до мозга костей и на женщин смотрели с тем же выражением, что и на налогового инспектора. Жили они в небольшом бунгало, протянувшемся, словно труба дымохода, вдоль торчащих позвонков хребта, что поднимается из долины Вайонта к скалам Борга.