Бух!
Я просыпаюсь на полу автобуса.
— Прошу прощения: на дороге лось, — говорит водитель, резко нажавший на тормоз. — Мы прибудем в Фэрбанкс примерно через пятнадцать минут.
— Ты в порядке? — спрашивает мужчина с вонючей непромокаемой сумкой, когда я поднимаюсь с пола.
Я киваю, но моя куртка измазана слякотью и грязным снегом, который натаял с ботинок пассажиров. Мужчина с сумкой снова поворачивается к мужчине с мылом.
— Мне нужно купить розы, — говорит он. — Моя бывшая жена предупредила, что если на «Щелкунчика» без роз, могу и не приходить вовсе.
Мужчина с мылом смеется и говорит:
— Кажется, я тоже пойду смотреть это представление.
Этого я меньше всего ожидала от них обоих.
Автобус заезжает под навес станции, где лампы светят так ярко, что трудно разглядеть лица людей, стоящих на платформе. Все немножко изменились. Вот Элис с концертным гримом на лице, который здесь смотрится совершенно неуместно. На голове у нее блестящая диадема, а поверх костюма из «Щелкунчика» она надела объемный пуховик.
В окно автобуса я вижу, как Элис бросается на шею мужчине с непромокаемой сумкой, как только тот сходит на платформу. Элис притягивает к себе за руку парня — симпатичного, он подходит поближе и жмет мужчине руку. Этого парня я еще никогда не видела, ровно как и такой блеск в глазах у Элис.
У меня отказывают ноги. Вселенная вращается намного быстрее, чем я привыкла. Здесь все громкое и яркое, и после нескольких месяцев жизни в черно-белом мире перешептывающихся монахинь я не спешу выходить из автобуса. Пока я не пойму, что к чему, проще смотреть на все происходящее с этой стороны оконного стекла.
В толпе появляется лицо Сельмы. Это уже не та удалая Сельма, которую я помню, — Сельма, которая первая подставляет руку, чтобы ей сделали прививку, или откидывает голову назад и смеется, словно гиена, — нет, это робкая Сельма, которая нерешительно подходит к мужчине с мылом. Он только вышел из автобуса, и на его плече во все стороны раскачивается сумка.
Мужчина протягивает Сельме широкую ладонь для рукопожатия, но она, к его (и моему) удивлению, заключает его в объятия. Я никогда не видела, чтобы люди так много обнимались. «Так значит, Сельма здесь не из-за меня», — думаю я, когда моя подруга вытаскивает откуда-то очередную оранжевую шапку грубой вязки и дарит ее мужчине с таким видом, будто это курица, несущая золотые яйца. Бедняжка Сельма — хоть у нее и самое большое сердце в мире, с вязанием у нее все никак не клеится. И тут я принимаюсь смеяться, смеюсь сама с собой, все так же сидя в автобусе. Мне становится так хорошо.
И вдруг я замечаю бабушку: она стоит в стороне от всех остальных. Она постарела, ее волосы стали тоньше. Ей, должно быть, очень холодно в потертом пальто и капроновых колготках. Непохоже, что она злится или напугана, по ней видно, что она волнуется и очень замерзла. К ней подходит Сельма, которая с гордостью ведет за собой мужчину с мылом. Бабушка жмет его большую руку своей хрупкой маленькой ладонью. Рядом с мужчиной бабушка кажется еще меньше: она усыхает с каждой минутой, что я остаюсь в автобусе.
Пора мне возвращаться к жизни.
Я наконец встаю, чтобы выйти, когда вдруг замечаю его.
Хэнка.
Он смотрит на кого-то так же, как тогда на моих глазах смотрел на Джека, который ел розовое пирожное «Снежный ком». Я слежу за взглядом Хэнка, и, конечно же, он направлен на Джека. Тот улыбается, глядя на Сельму и мужчину с мылом, как будто это он сотворил их из ничего. Тут же стоят и Элис с симпатичным парнем; теперь он жмет руку мужчине с мылом, и все это выглядит таким чудесным, но таким далеким от меня.
Стоит мне об этом подумать, как Хэнк поднимает глаза и видит меня в окне.
Он медленно направляется к автобусу. Достаточно медленно, чтобы я успела прокрутить в голове нашу последнюю встречу. К тому времени, как он появляется в дверях автобуса, я снова увидела, как он голый прикрывается букетом колокольчиков, и услышала, как он, сидя в простыне на клюквенной полянке, говорит мне: «Может, как-нибудь увидимся в Фэрбанксе?»
Теперь я стою в двух шагах от него, и, кажется, «как-нибудь» уже наступило.
— Это ты, — говорит он.
— Я, — отвечаю я. Впервые за неделю из моих уст прозвучало слово я .
Я все еще существую.
Но тут за спиной Хэнка появляется его брат Джек, который смотрит на меня во все глаза.
— Это ты, — говорит он.
Я решаю не повторять сказанное.
Вдруг в автобус заходит Сельма, и чары снова разрушены, по крайней мере сейчас, потому что она кричит:
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу