Бонни-Сью Хичкок - Запахи чужих домов

Если не считать, конечно, незнакомого мужчину, который наклоняется ко мне и говорит:

— Можно кое-что у тебя спросить?

— У меня?

Он оглядывается по сторонам:

— Нас всего двое в этом автобусе.

Чары разрушены. Я снова нормальный человек, моя душа вернулась в прежнее тело.

Я смотрю в его глаза, отливающие зеленым, словно стеклянная галька, вымытая на берег. По его лицу видно, что он много времени провел на открытом воздухе, так что невозможно догадаться, сколько ему лет.

— Так вот, я хотел спросить, — говорит он, — я скоро впервые встречусь с одной девочкой, и она примерно твоего возраста. Я переживаю, хороший ли я выбрал подарок.

Интересно, сколько мне, по его мнению, лет. Мне может быть и семнадцать, и семьдесят; я уже не уверена, что моя внешность хорошо сочетается с моим внутренним состоянием.

Но мужчина деловито роется в своем рюкзаке и достает два куска самодельного мыла.

— Мыло? — спрашиваю я, и по его лицу видно, что он надеялся на более восторженную реакцию. — Ну в смысле: ничего себе, мыло, — повторяю я. Он смеется глубоким грудным басом, от которого в пустом автобусе становится теплее.

— Его сделала одна моя подруга, — говорит мужчина. — Я думал, девочки-подростки любят разные штучки для ванной и… ну всякое такое.

— Нет, правда, ей очень понравится мыло, — говорю я ему, и он протягивает мне один кусок. Пахнет лимоном. — Мне посчастливилось жить с… э-э-э, женщинами… которые варили мыло. — Это самое длинное предложение, которое я произношу за последние несколько недель.

Мужчина не пытается вытянуть из меня больше слов. Я протягиваю ему кусок мыла и сворачиваюсь на сиденье, притворяясь, что читаю.

Небо за окнами автобуса розовеет; солнце уже садится, хотя сейчас всего лишь два часа дня. Мимо проносятся только мили и мили гористой местности, глядя на которую вспоминаю, что в масштабах вселенной я всего лишь крошечная соринка.

Когда я снова просыпаюсь, я вижу, что людей в автобусе прибавилось. Главным образом пассажиры-мужчины, и мне любопытно, что они могут думать о девочке, которая одна едет куда-то в канун Рождества. Мужчина, везущий мыло, разговаривает о рыбалке и лодках с еще одним пассажиром, который, должно быть, сел в автобус неподалеку от границы. У него с собой водонепроницаемая сумка, которую он поставил на соседнее сиденье и от которой пахнет бензином, плесенью и рыбой.

Из моей книги выпадает последнее письмо от Сельмы. Я и забыла, что спрятала его внутрь несколько недель назад, когда слова еще не имели для меня никакого смысла.

Сельма пишет, что она наконец узнала правду о том, откуда она родом, но всю историю сможет рассказать мне только лично — так что она ждет не дождется меня увидеть. Ее двоюродную сестру Элис приняли в танцевальный колледж; в городе появилось несколько новых парней, которые привлекают всеобщее внимание; и, что самое неожиданное, Дора и Дамплинг (которая постепенно оправилась после аварии) проводят у меня дома много времени с Банни и Лилией.

Мне хочется услышать рассказ Сельмы и встретиться с Дамплинг, но до этого я не позволяла себе слишком много думать о возвращении.

Настоятельница сказала, что бабушка встретит меня на автобусной станции. Я задумываюсь, станет ли она делать вид, что ничего не произошло, и вести себя как раньше, ведь я теперь другой человек. И я сомневаюсь, что смогу смотреть на нее как прежде, после всего, что я узнала от сестры Жозефины.

Я так устаю от одних мыслей о бабушке, что снова засыпаю; в моей голове еще проносятся строчки из письма Сельмы, а в носу у меня стоит запах, исходящий от водонепроницаемой сумки нового пассажира.

Мне снится, что я сижу на берегу океана. Светит луна, и, когда начинается отлив, моему взору открываются скалы, а на песке я вижу множество морских звезд и мелких крабов, которые разбегаются в разные стороны. На скале кто-то сидит, и я вижу, что это женщина. Она скинула свою одежду в кучу. Она оставляет вещи на скале и направляется в сторону пляжа, осторожно ступая по обломкам ракушек и морских водорослей. Она проходит совсем рядом со мной, но не обращает на меня внимания; она движется в сторону порта, где пришвартованы лодки, в рубках которых горит свет. Подталкиваемая любопытством, я направляюсь к скале. То, что казалось мне одеждой, на самом деле блестящая тюленья кожа, от которой несет тухлой рыбой. Маслянистая кожа выскальзывает из моих рук и падает в океан. Я в ужасе смотрю, как она начинает уплывать, и я никак не могу ее поймать — я все плыву и плыву за ней, и если я не выловлю ее, то та женщина никогда не сможет вернуться в море, но все мои старания бесполезны.