Анна Вашкевич - Настало время офигительных историй

Дошла и до меня очередь. Русский и литературу на время декады объединили с английским языком. Собрались мы как-то учительским трио: я, ещё одна русичка и англичанин – и принялись судить да рядить, что делать будем. Расписали все дни, чтобы не разрывать активистов между собой, и стали придумывать.

А я в то время жила как Чехов. У того медицина была женой, а литература – любовницей, у меня же на эти роли были назначены тюремная и обычная «человеческая» школа. Я в ней ещё до увольнения один занятный проект с детьми вела, а потом, когда место работы сменила, всё равно туда наведывалась. Мы с ребятками посиживали, пряники жевали, отрабатывали проект, и это были у меня такие каникулы души. Но суть в том, что с этими детьми мы очень часто играли в разные игры: словесные, на общую эрудицию, на логику. И так мне стало скучно просто проводить очередную «муть для галочки», что я решила: будем, блин, в тюрьме играть!

Накачала шарад, чайнвордов и, самое главное, мою усладу – головохвостов. Это такое словесное извращение, которое при правильной подаче гарантирует полный «отрыв башни». Оформила, распечатала. Ещё и объявления сделала, и по коридорам развесила.

Поначалу шло слабо. Ученики заходили, брали листочки, чесали затылки… Кто-то листочек возвращал, кто-то нет… А потом начался караул и светопреставление.

Полколонии, не меньше, решало головохвосты.

Кто-то понёс листок в отряд, находил там самого умного мужика, и они сидели коллективно разгадывали. У кого-то надзиратели отобрали: подумали, что шифр какой секретный. Как-то раз я зашла в кабинет завуча и разглядела у неё на столе знакомый квиток.

– И ещё, Аня, – завуч устало посмотрела на меня и ткнула пальцем в листочек, – «ЛИ» и «ЕЛЬ». И что тут между ними поставишь?..

– Две буквы: «ТР». Получается «ЛИТРЕЛЬ»: «ЛИТР» и «ТРЕЛЬ».

– Вот блин, – сказала завуч и с досадой сплюнула.

Награждали победителей за конкурсы в по-настоящему королевской обстановке: класс был битком забит зрителями. Призёрам аплодировали, победителей чествовали, правильные ответы зачитывали. Это был мой триумф. Наконец и я показала всем «кузькину мать» и доказала, что достойна входить в тутошний конгломерат специалистов. Но потом опять пришли серые будни, и шум праздника поутих.

До сих пор вспоминаю ученика Юру, эвенка, всегда грустного от разлуки с родиной. Он как-то зашёл ко мне, потрепался и уже на выходе сообщил:

– А я до сих пор помню, представляете? «Эй, жлоб, где туз? Прячь юных съёмщиц в шкаф!»

Помню, Юра. Помню, как ты весь барак этой фразой пытал. И как начальника отряда слегка нервничать заставил. Это хорошо, что ты над чем-то ломал голову, кроме тяжелых мыслей. Значит, эта шутка немного скрасила твою жизнь.

Если ты устраиваешься работать в тюрьму, то одним из обязательных обрядов инициации становится посещение кабинета оперов.

Оперативники жили за железной дверью, укрепленной изнутри ещё и решёткой, отчего их кабинету иногда не хватало таблички «Не кормить!» Про оперов ходили легенды: говорили, что они везде и нигде, что знают про каждую закладку на зоне и что, как особисты, постоянно ищут предателей. Если верующих людей всё время искушают бесы, то сотрудников ГУФСИНа искушают опера. И когда дверь закрыта, это значит, что они поглощены тем, что строят свои злобные оперские козни.

Меня собеседовал низковатый дядечка с хитроватым прищуром. Или просто с прищуром – не знаю, может, романтический флёр уже сделал своё тёмное дело, и мой рассудок наполнился опасными предубеждениями.

– Почему решили работать в местной школе? – спросил опер.

Я как на духу ответила.

– Есть ли у вас сидевшие или сидящие друзья, родственники? – продолжил допрос мужчина.

Пришлось сказать, что хоть в моих предках значатся ссыльные, но исключительно по политическим статьям, а здесь у меня ни друзей, ни родственников не имеется. Я, наверное, со страху многое про себя наплела, так что прищур у дядечки становился всё незаметнее. Может, он даже подумал, что я какой-нибудь шпион, внедрённый в их колонию, чтобы вынюхивать изменников Родины. В неадекватности моих речей мешала увериться только моя свежеотштампованная справка от психиатра.

Наконец, разговор был окончен, меня предупредили, чтобы отношений личных на работе – ни-ни… Не больно-то и хотелось. Ну и чтобы по всем вопросам, которые меня тревожат, я сразу же стуча… Докладывала оперативникам. Вот те крест, не беспокойся, майн кляйнен оберфюрер.