Мария Якунина - Восьмерка

В это раз сеточка вокруг глаз не появилась. Вместо нее одна глубокая полоска пролегла через широкий лоб Смотрителя. Он заговорил медленно, с трудом подбирая слова.

– Знаешь, Восьмерка, иногда человек может погибнуть в прямом смысле. А иногда душа его умирает. И это гораздо страшнее. Если твоя душа мертва, тебя никто не заботит, ты готов причинить страшную боль любому человеку ради своей выгоды. Ничто в жизни больше не радует. Даже от собственного ребенка ты способен отказаться и заботишься только о том…

Он замолчал. И молчал очень долго.

– Это все равно что тонуть. А сестра взяла и вытянула меня на берег за мгновение до того, как я захлебнулся окончательно. Но некоторых ошибок уже было не исправить.

У него был такой расстроенный вид, что я пожалела о своем любопытстве, как в тот раз, когда начала расспрашивать Олега о его папе.

– Наберись терпения, Восьмерка, – Смотритель уже стоял в дверях капсулы. – Я думаю, что с Ритой все будет хорошо. Да, и загляни сегодня к Сереже. Он тоже к тебе приходил.

Я шла к капсуле Сережи, и одни и те же слова крутились у меня в голове: «Даже от собственного ребенка ты способен отказаться…» Вот, значит, какая она – история Смотрителя…

Интересно, могут ли Появившиеся говорить друг с другом? Наверное, нет. Но все-таки мне казалось, что Сережа и Лиза как всегда обсуждают какую-нибудь книжку, лежа в соседних капсулах. Сначала было трудно видеть Сережу на месте Риты… Но теперь я уже не вздрагивала, подходя к Саду Появившихся.

Накануне Появления Сережа был как всегда серьезным и спокойным. Мы немножко посидели в его капсуле, поговорили о Лизе. Потом он рассказал о своих родителях. Они помирились, и сейчас у него есть шанс Появиться. Конечно, он на многое не рассчитывает и ко всему готов…

Несмотря на эти слова, я видела, что ему страшно, просто он не хочет этого показывать. Интересно – с одними людьми нужно разговаривать, чтобы понять, какие они. А с Сережей у нас лучше всего получалось молчать. И мне не было неловко. Потому что молчали мы об одном и том же – о Лизке, о своих родителях, о Рите.

На прощание Сережа сказал, что почитал о таких случаях, и раз Рита сразу выжила, все точно будет хорошо. Но с Появлением мне все же лучше подождать. Еще обещал передать привет Лизе. Мол, пока они там разберутся, что к чему, уже и я их догоню.

Несмотря на то, что после Лизкиного Появления мы почти не виделись, все равно мне было грустно. Один за другим все наши ребята Появлялись, а я…

Вспомнила прощальный совет Сережи – «все-таки подожди с Появлением». Что значит «все-таки»? Мне ведь и так рекомендовали ждать год-полтора, а прошло всего…

Вот оно что! Рита Родилась раньше времени, значит, в теории скоро и мне можно назначить дату Появления. Почему-то эта мысль даже не приходила мне в голову. Только Сережа, наверное, прав. Лучше не торопиться. Разве родителям сейчас до меня, когда еще совсем непонятно, что будет с Ритой?

Наверное, дела там стали идти лучше. Я по-прежнему чаще всего заставала маму на том же месте – через стекло от Риты, но однажды наконец увидела ее с папой. Они сидели в какой-то огромной комнате, где кроме них было еще много разных людей. Но родители ни на кого не обращали внимания, папа склонился к маме и говорил так тихо, что я с трудом могла его расслышать.

Кажется, он повторял то же самое, в чем убеждали меня и Смотритель, и Сережа, и Олег – скоро все будет хорошо, самое страшное позади. Мама молча кивала.

Пока мы были с родителями в этой комнате, случилось еще кое-что. Большая коричневая дверь распахнулась, и из нее вышла показавшаяся мне очень знакомой женщина с розовым свертком в руках, перевязанным большим бантом в сопровождении молодой девушки в белом халате. К ним сразу кинулось несколько человек – с цветами и шариками. Мужчину, который смущенно уставился на женщину, а потом на сверток, я как будто тоже где-то видела… Да и подобные картинки мы очень любили рассматривать в Хранилище.

Я все пыталась вспомнить, где могла видеть этих людей, но тут мама, которая, не отрываясь, смотрела на счастливые лица, вдруг впервые за много-много дней улыбнулась. А потом стала говорить – сразу обо всем. О том, как смешно малышка морщит носик и жмурится под лампой. О какой-то своей соседке, которая ночью подскакивает в панике – боится пропустить кормление. И еще многое, чего я не понимала. И папа тоже сразу повеселел и полез в сумку за апельсинами, какими-то свертками, а мама смеялась совсем как раньше и говорила, что у нее все есть. И зря папа таскает запасы на целое отделение. Но он не успокоился, пока мама не согласилась что-то съесть.