Валерия Леман - Восьмерка, которая не умела любить

Все началось с придурка Заки. Я всегда называл его придурком, и он не обижался, видимо шестым чувством понимая, что так оно и есть.

Когда-то мы вместе учились в киношколе, пережив немало волшебных моментов пьянства и любви в шестнадцатиэтажном общежитии на Галушкина. Закончив на актерском отделении только курс, я продолжил дружеское общение с Заки уже в качестве свободного художника. Потом он дипломированным актером укатил в свой Тель-Авив, а я остался прозябать в Москве, ведя полубогемное существование и вообще куролеся по жизни.

Если быть предельно откровенным, то следует признать: в том, что приключилось тем августом, есть доля и моей вины. Потому что именно я, встретившись как-то с бывшими однокурсниками по Школе (так мы называли ВГИК) и напившись по сему случаю до положения риз, набрал израильский номер Заки, и все присутствующие стали сентиментально кричать в трубку разные пошлости в духе «А помнишь?..» или «Прилетай, Заки, мы по тебе соскучились!»

И он прилетел, можете себе представить? В итоге мы пропьянствовали двое суток напролет — то там то сям у прежних знакомых, под конец осев все в том же общежитии на Галушкина, крепко подружившись с новым поколением будущих лицедеев и режиссеров.

В пятницу, тринадцатого (оцените колорит!), в третьем часу ночи мы были изгнаны из комнаты смазливых экономисток и, едва держась на ногах, под мерзким мелким дождем чудом поймали такси, которое и понесло нас на другой конец Москвы в мое теплое двухэтажное гнездышко с петушком на флюгере. Вот тут Заки и проиллюстрировал, как никогда раньше, какой же он придурок.

Сначала он закурил в салоне черную кубинскую сигару, отчего меня чуть не вывернуло, а таксист в нецензурной форме предложил прекратить курение. Абсолютно проигнорировав данное пожелание, глядя в мокрое окно, за которым рекламные огни и фонари сливались в одну сплошную цветную линию, наш израильский эстет заплетающимся языком принялся разглагольствовать, до чего же пакостный и сырой город-герой Москва, вечно встречающий его персону дождем. Таксист сквозь зубы заметил, что сегодня второй дождь за все лето. Тогда Заки неожиданно хлопнул его по плечу, и водитель с перепугу так резко затормозил, что мы едва не вылетели через лобовое стекло.

Как оказалось, данный жест мой израильский друг произвел единственно для того, чтобы попросить остановить машину, потому как внезапно захотел пописать. Еще большую глупость он сделал немедленно после торможения — сунул белому от злости таксисту хрустящие баксы «за беспокойство». Неудивительно, что тот, едва мы вылезли из такси, рванул с места и был таков.

Вот почему я считаю, что все началось из-за придурка Заки. В синей московской ночи мы стояли под мелким непрерывным дождем на обочине, писая на бордюр и ругая последними словами — Заки таксиста, а я Заки.

Естественно, поймать в этом месте в это время такси или сумасшедшего частника не было никакой возможности. Чувствуя, как постепенно трезвею от влаги, я огляделся и сообразил, что парк по правую сторону дороги мне знаком, и если мы пройдем через него, то выйдем к многоэтажному кварталу, в конце которого расположена зеленая зона с новомодными особняками, в числе коих красуется и мой дом.

Я объяснил рекогносцировку шатающемуся Заки, который немедленно принялся протестовать и ругаться, хотя, убейте меня, не представляю, что другое еще можно было сделать в подобной ситуации, как не двинуться напрямик. Но Заки страшно боялся идти ночью через парк, а потому прочел мне целую лекцию о криминогенности Москвы и даже снова попытался ловить такси, махая руками посреди абсолютно пустой дороги. Понаблюдав за его клоунадой, я молча повернулся и направился к входной арке парка.

Я не безголовый супергерой, не лишен воображения и вполне начитан, чтобы представить, что может приключиться в темноте в зловещих аллеях, а потому честно скажу, что радости сия прогулка мне не доставляла, тем более что сзади волочился хнычущий Заки, истерично вскрикивающий от каждого шороха.

А парк был полон шорохов, леденящих душу звуков и причудливых силуэтов. То я ясно видел скрюченную фигуру старухи, манящую меня когтистым пальцем, а приблизившись, обнаруживал всего лишь молодое деревце акации со смятым газетным листом в ветвях; то вдруг Заки, вцепившись в мое плечо, свистящим шепотом вещал, что видит человека на застывших детских качелях, а это просто была сломанная спинка деревянного сиденья.