Елена Чумакова - Гроздь рябиновых ягод

И с работой всё заладилось. Столовая школы комбайнёров занимала светлое, просторное помещение. Заведовал столовой седенький узбек Сафар-али, чёрные бусинки хитро поблёскивали в узких щёлочках глаз. Он был немногословен, и поэтому трудно было понять, что у него на уме.

– Не бойтесь, он не вредный, – шепнула Насте её помощница, шустрая, румяная татарочка с непривычным именем Фавзия. Несмотря на полноту, двигалась она удивительно легко, успевала и дело делать – ножи, кастрюли, тарелки так и мелькали в пухлых ручках, и поболтать, посплетничать. Язычок у неё был такой же острый, как нож в руках. Настя быстро подружилась и с Сафар-али, и с Фавзиёй, непривычным было только то, что называли они её уважительно Настасьей Павловной. В первый раз она даже не сразу поняла, что это к ней обращаются. До сих пор её называли только Настей. Она и чувствовала себя просто Настей. И вдруг – Павловна… Вот уже и Павловна…

Ближе к обеду столовую заполняли учащиеся школы комбайнёров, шумные, весёлые, нетерпеливые ребята. Насте нравилось быть среди молодёжи, она словно заряжалась от них энергией, молодостью, оптимизмом. Особенно симпатичен был ей один черноглазый парнишка, чем-то напоминающий её Гешу, каким он был в пору жениховства. И он норовил перекинуться с Настей шуткой. Но как-то раз она услышала за спиной фразу, брошенную кем-то этому парнишке:

– Ты что, к Палне клинья подбиваешь? Она же старая!

Настю словно кипятком ошпарило. Когда поток посетителей схлынул, ушла в подсобку, подошла к треснувшему зеркалу. Придирчиво разглядывала своё отражение. Лицо молодое, гладкое, только сеточка мелких морщинок вокруг глаз, если приглядеться. И седины пока не много… почему же старая? Ведь ей всего-то тридцать шесть.

– Что, Пална, прихорашиваешься? – раздалось за спиной, и из-за плеча Насти глянуло в зеркало улыбающееся лицо Фавзии. И Настя поняла, в чём разница между молодостью и зрелостью. Нет блеска в глазах, нет задора в улыбке, да и сама улыбка уже не так белозуба, взгляд не так чист и ясен, щёчки не так нежны и округлы. Со вздохом отвернулась от зеркала. Ушла молодость, что же тут поделаешь? С тех пор Настя стала держаться строже, суше, не отвечая на шутки ребят. А ночами порой плакала в подушку, что так быстро промелькнул её бабий век.

Наступил сентябрь. Вена с Лизой пошли в новую школу. Всё в жизни Насти выровнялось, устоялось. Её назначили старшим поваром, увеличилась зарплата, появилась уверенность в себе. Она, наконец, расправила плечи.

Однажды в обед Настя, как обычно, помогала Фавзие на раздаче. Полуденное солнце заливало зал тёплым светом. Несколько воробьёв, залетевших в приоткрытое окно, караулили оставленные без присмотра куски хлеба, недоеденные пирожки, а самые отчаянные скакали по столам, воруя куски чуть ли не из рук посетителей.

– Пална, глянь-ка в правый угол, – негромко сказала Фавзия, ловко орудуя половником, – видишь чернявого? Глаз с тебя не сводит. Который раз замечаю.

– Не болтай ерунду, – ответила было Настя, однако взгляд её натолкнулся на устремлённые на неё карие глаза. Она так смешалась, что даже не рассмотрела их владельца. И сама не могла себе объяснить, почему так смутилась.

С тех пор в столовой часто появлялся симпатичный худощавый мужчина, и Настя постоянно чувствовала на себе его взгляд. В костюме, при галстуке, интеллигентный, он явно не был комбайнером. От вездесущей Фавзии Настя скоро узнала, что зовут его Чернышовым Иваном Михайловичем, а работает он бухгалтером в соседнем зерносовхозе, ему тридцать два года, а главное – он холост.

Настя отмахивалась от подначек поварихи, сама себя убеждала, что всё это несерьёзно. Да и вообще, ничего нет особенного в его взглядах. Ну, подумаешь, смотрит! Как узнает, что ей уже тридцать шесть и у неё трое детей, так его словно ветром сдует. Однако зачем-то стала покупать себе обновки, задерживаться перед зеркалом дольше обычного.

Тёплые сентябрьские дни сменились октябрьским ненастьем. Теперь Настя затемно приходила на работу и затемно уходила. Она спешила домой, старательно перешагивая через лужи, когда рядом раздалось тихое покашливание. Оглянувшись, обнаружила шагающего рядом Чернышова.

– Добрый вечер, Анастасия Павловна. Вот, решил подышать воздухом, вижу, вы идёте. Разрешите вас проводить? Вам помочь?

Он попытался взять из её рук сумку, однако, Настя её отдёрнула.

– Совсем это ни к чему. Мне гулять некогда, меня дети дома ждут.

– Знаю, однако, до дома ведь вам всё равно надо пешком идти, а вдвоём веселее. И разве плохо, если есть кому сумку донести?