Ицхокас Мерас - Сара

— Хочу… чтоб летал, — шептала.

И больше не было слов.

Только светлый полог взмывал и падал белогривой волной, медленной и тяжелой, как вода, и легкой, как пена; а она как ухватилась, так и не отпускала его руки; и не было больше никого ни вблизи, ни вдали, и нигде в мире, только зеленый шелест сверху, а еще выше — унизанный блестками гигантский черный купол.

И тогда она застонала, и это был не стон, а вопль, долгий истошный крик, которого, небось, и сама бы испугалась, если б услышала, но ведь не слышала, и это был в ее жизни первый крик, такой долгий и неистовый.

— Тебе пора? — спросила она солдата.

Солдат вздрогнул, когда спящая заговорила.

Она лежала, по-прежнему не шевелясь, только губы двигались.

— Тебе пора уходить? — повторила она. — Уходишь?

В это время на дворе зашумел мотор, взвизгнули тормоза.

Чужие звуки эти донеслись до шестого этажа, и солдат прислушался, а она, лежавшая как во сне, вскочила, села на край кровати, потом кинулась что-то искать, все искала и не могла найти. Он помог бы ей, но не знал, что именно она ищет, а спросить не решался.

Она перерыла всю постель — подняла простыни, подушки, распахнула одну дверцу шкафа, потом другую, снова присела на край кровати, закрыла лицо ладонями и снова встала, но теперь искала только глазами и наконец нашла — зеленый халат, висевший на углу зеркала.

Она накинула халат и заглянула в глаза солдату, то ли его, то ли себя о чем-то спрашивая, но так и не смея спросить.

Тогда он сам спросил.

— Чужая? — спросил солдат.

— Что?

— Машина.

Она неохотно кивнула.

— Ждешь? — тихо спросил он.

Она опять заглянула ему глубоко в глаза, самого его, однако, не видя, и вообще, наверное, ничего не видя.

— Сиди, — сказала она, взяв солдата за плечи и усадив на кровать. — И не откликайся.

Сама села рядом и застыла в ожидании.

Через минуту послышались шаги.

По ступенькам.

На лестничной площадке.

Потом стихли.

И залился дверной звонок.

— Си-ди!.. — беззвучно повторила она одними губами, и ее пальцы вцепились в его руку.

Было тихо.

Только большой, тяжелый самолет, груженный, может, танками, а может, ракетами, замедляя скорость, приближался к близкому аэродрому, и весь дом дрожал, и крылатая тень скользила по крышам, стенам домов, по зеленой поляне и песчаной пустоши, изгибаясь, меняя форму, сужаясь, и расширяясь, и острея.

И, видно, напуганный этой тенью, не ко времени кукарекнул петух в самаритянском селенье.

В дверь позвонили еще раз, неизвестно какой по счету, потому что раньше не слышно было из-за самолета.

Потом наступила тишина.

И опять зазвучали отчетливые шаги — удаляясь.

По лестничной площадке.

А затем по ступенькам — вниз.

Она вышла в гостиную и прильнула к окну, не отодвинув штору.

Штора была редкой, прозрачной, и она увидела девушку в солдатской форме, которая вышла из дому и села за баранку джипа.

Девушка захлопнула дверцу, и джип, слегка присев на задние колеса, рванулся вперед, рыча разъяренным псом.

— Твоя?

Она обернулась и увидела, что солдат — рядом.

— Одна я. Сказала ведь.

— Так почему не впустила?

— Приедет еще. Попозже.

Он уперся ладонями в окно и прижал ее к стеклу, не давая пошевелиться.

— Кто ты? — снова спросил он.

— Сара, — ответила она.

— Как зовут тебя?.. Имя! Имя твое!..

— Сара.

— Capa?

— Пусти!

Он молчал.

— Отпусти меня, — попросила она.

И он отпустил.

— Уже уходишь?

— Нет.

— Не пора еще?

— Хорошо бы побриться…

— А бритва есть?

— Есть, — ответил он.

Она улыбнулась.

— Будем завтракать? — спросила.

— Да.

— Поджарить яичницу? — усмехнулась она.

— Ага.

— С колбасой?

— С колбасой. Откуда ты знаешь?

— Знаю.

— Нет, правда…

— Я все знаю, — сказала она и скрылась в ванной. — Я сейчас… — донеслось оттуда.

Он ступил в гостиную, будто впервые попал сюда.

Да так оно, собственно, и было, потому что вечером прошел, не задерживаясь, а утром еще не входил сюда.

Кругом на стенах картины, картины.

Синий лес.

Зеленый луг.

Три красных маленьких цветка.

Коричневые пески.

Сиреневая река в белой пене.

Но чего-то не хватало.

Он ходил, кружил по салону, снова присматриваясь, выискивая что-то, чего тут не было и чего ему не хватало.

Так и делал круг за кругом, пока не понял: нет людей на картинах.

Ни людей.

Ни домов.

Ни строений.

Ни птиц или животных.