Итальянец - Матрица Справедливости [СИ]

Но этой весной что-то произошло. Возможно, мозг Элиазара просто не выдержал напряжения. Всё чаще он уходил из дома и бесцельно бродил по окрестным дорогам, или седлал по ночам Рыжего и исчезал. Он по-прежнему был лучшим учеником, но искра, заставлявшая его сидеть над книгами по ночам, исчезла. Дядя чувствовал это и понимал по-своему. Однажды они с отцом долго о чем-то беседовали, а потом отец позвал Элиазара, чтобы выяснить, что он думает об Эстер, дочери мясника. Элиазар ничего о ней не думал, о чем и сказал отцу. Эстер была недурна собой, но старше его и всегда какая-то хмурая. И вообще — он пока не думал о женитьбе.

Элиазара обуревала совсем другая страсть. Это началось в одну непримечательную субботу, в синагоге, когда он вместе со всеми подпевал псалому «на реках Вавилона». Он пел: «Если я забуду тебя, Иерусалим, пусть отсохнет моя правая рука», — и подумал, что не может забыть Иерусалима, потому что никогда его не видел. Обделенный воображением, он только сейчас впервые представил себе стены, дворцы, руины и холмы. История его народа, которая до сих пор была для него лишь иллюстрацией к чему-то более важному, ожила и обрела драматизм. Из места действия отдельных книг Закона, символического и отдаленного как Итака для читателей Одиссеи, Иерусалим превратился в город, где можно побывать.

Несколько месяцев он готовился к этому дню, скрываясь ото всех. Втайне покупал одежду, учился подражать походке и манерам городских ремесленников. Сейчас, проехав несколько миль, он свернул с дороги, углубился в лес, привязал коня и заснул, зажав в руке большой кухонный нож. Элиазара никто не беспокоил — даже разбойники, видимо, уже спали.

На рассвете, не особенно скрываясь, он снова выехал на дорогу, и вскоре был в Дувре. Большой портовый город — хорошее место, чтобы затеряться. Опасался он не столько поисков родственников, сколько графских головорезов. В Малмсбери — городке, где они жили — евреев терпели, но выезжать за пределы графства им не разрешалось. Граф не хотел лишаться источника дохода.

Выгодно продав коня, Элиазар снял комнату в неприметной таверне, попросил сала и горячей воды, сбрил остатки бороды и еще раз сменил одежду, на случай если накануне кто-то его узнал. Вечером он немного выпил, просто чтобы проверить манеры и потренироваться. Он знал, что пить теперь придется много. Он сидел за дощатым столом с тремя молчаливыми крестьянами. Они едва обменялись и десятком слов за вечер, и смотрели на Элиазара без всякого удивления. Наутро Элиазар вышел из города в направлении Кентербери.

Теперь он звался Эдвардом.

Двор Кентерберрийского архиепископа пах конской мочой и немытыми телами. На площадке перед крыльцом сгрудились сотни рыцарей, их кони, оруженосцы, плачущие жены с детьми, и, казалось, все воры и проститутки Англии. Эдвард намеревался выдавать себя за подмастерье кузнеца, благо немного знал кузнечное дело — в маленькой еврейской общине приходилось быть мастером на все руки. Но он был слишком чист и румян, так что больше походил на церковного певчего, чем на подмастерье.

Покрутившись на площади еще несколько дней, Эдвард обрел желаемый вид. Он поспал на земле, отбился несколько раз от воров, подрался с чьим-то оруженосцем, обменял несколько ненужных вещей на отличный длинный нож, и один раз здорово набрался. Теперь он выглядел как настоящий искатель приключений.

За эти дни толпа на площади сменилась. Несколько отрядов, получив благословление архиепископа, собрались в нестройные колонны и отбыли в сторону Дувра. Архиепископ потом уехал на охоту, а народ продолжал прибывать. Никто не хотел уезжать неблагословленным, и толпа стала сгущаться. В арках колоннады предприимчивые горожане точили оружие, жарили мясо, подковывали лошадей. Запахи усилились. На площади появились цыгане с конями. Не иначе, украденными у рыцарей из прошлой партии — подумал Эдвард.

Невдалеке на довольно потрепанном коне восседал совсем молодой парень, едва ли старше Эдварда. Опытные рыцари расслабленно хохотали, задирали друг друга и обсуждали всех проходящих женщин, а этот неестественно прямо сидел в седле, изо всех сил стараясь казаться старше своих лет. Вдобавок, у молодого рыцаря было слишком много вещей, так что конь был увешан мешками и больше походил на осла. При каждом шаге в мешках что-то позвякивало. Оруженосца у юноши не было. Эдвард представился и предложил себя в услужение. Он приукрасил свои умения, и не забыл упомянуть, что плата ему не нужна. О зашитых в пояс монетах он благоразумно умолчал. Парень подумал и согласился. Возможно, из-за голода — уже несколько дней он не отходил от коня, боясь что его тут же украдут.