Итальянец - Матрица Справедливости [СИ]

Люси вышла замуж за считанные дни до его пробуждения. Накануне, — рассказывала сердобольная сестричка, переживавшая за них как за героев сериала, — Люси приходила, долго плакала и что-то говорила его бесчуственному телу. Это ее засохший букет Мик принял за дерево, когда очнулся. Она навещала его, хотя и нечасто — они с мужем жили где-то в Коннектикуте. Мик помнил мужа Люси — давным-давно они вместе учились. Он однажды тоже пришел в больницу, и не знал куда деть глаза.

Люси обещала на время забрать Мика к себе и помочь оформить пособие. Ему было немного неловко, но больше у него никого на свете не было. Мать умерла, пока он лежал в коме.

Стоял один из последних теплых осенних дней. Люси пока не было. Впрочем, она всегда опаздывала — вспомнил Мик не с раздражением, а с нежностью, даже с удовольствием. Ему было абсолютно некуда идти, он сел на скамейку в скверике напротив выхода и стал напряженно вглядываться вдаль, чтобы не пропустить Люси. Низкое ноябрьское солнце светило ему в глаза, он прищурился, разомлел, и через минуту задремал. Вскоре полотняный мешок с бельем и другими пожитками выпал у него из рук. Он очнулся от неясного движения воздуха под ногами, и увидел лохматого тощего негра в засаленной куртке, пытавшегося утащить мешок. У Мика неожиданно проснулись старые рефлексы — когда-то он занимался дзю-до — и он резко схватил бродягу за давно немытую руку. Тот быстро заговорил, Мик не понимал и половины, но слышал часто повторяющиеся слова «мистер», «пожалуйста» и «полиция». Мик улыбнулся. Впервые за долгое время он пожалел кого-то еще более обездоленного. Ему начинало нравится на свободе. Он отпустил руку мужчины, и порывшись в карманах, протянул ему залежавшийся с прошлой жизни квотер. Бродяга с неожиданным достоинством поклонился.

Захлопнув дверцу, Люси кинулась в сторону входа в больницу. Она потеряла полчаса в пробке и теперь торопилась. На бегу она увидела в сквере Мика, а рядом — какого-то грязного типа. Она бросилась на защиту, как наседка. За время болезни Мика ее любовь к нему превратилась в материнскую. Иногда она даже носила ему домашнюю еду, хотя он помнил, что она ненавидела готовить, а в больнице кормили на убой.

Мик встал и попытался защитить бродягу от гнева Люси. Тот поспешно ретировался, продолжая выкрикивать благодарности и извинения, и Люси, взяв Мика за руку, как строгая мать, повела его к машине.

Сентябрь 1147 года выдался сухим и теплым, и крестоносцы продвигались на восток, не встречая особых преград. На шатком кораблике, перевозившем их через Пролив, Джекоба все время тошнило. Эдвард не отходил от него и прикладывал ко лбу холодную тряпицу, чем окончательно заслужил доверие хозяина. После этого Джекоб обращался с ним скорее как с товарищем, чем как со слугой, особенно когда услышал, что и в Иерусалим, возможно, придется плыть по морю.

В Орлеане их небольшой отряд примкнул к огромной армии французов с самим королем во главе. Англичане пристроились в хвост кавалькады, где им доставалась вся пыль, поднятая копытами, и все испражнения французских лошадей.

Однажды, где-то в Баварии, Джекоб послал Эдварда в деревню запастись провизией. Армия разрасталась, и это становилось все сложнее, особенно не зная местного диалекта. Вечером, когда все остановились на ночлег, Эдвард продолжил путь, рассчитывая за ночь обогнать караван и уйти с обобранной земли.

Всю ночь он шагал, минуя палатки и разбросанные по земле тела, мимо дремлющих часовых и беспокойно ржущих лошадей. Несколько раз, обессиленный, он останавливался, ложился на землю передохнуть и клал под голову острые камни, чтобы не заснуть надолго. Наконец королевский шатер остался у него за спиной. Было, казалось, все так же темно и далеко до рассвета, но звезды уже начали гаснуть. Пройдя по дороге еще несколько миль, он свернул на утоптанную тропинку, надеясь попасть в еще неопустошённую деревню.

Деревня действительно открылась ему, когда он взобрался на очередной холм. Светало. Солнце, еще невидимое, осветило холмы, выхватив из серого в утреннем сумраке леса несколько кленов, пожелтевших раньше других. Следом вдалеке зазолотилась, волнуясь на ветру, пшеница. Слышалось блеяние. Глядя на эту умиротворенную картину, не верилось, что в нескольких милях — шумный, смердящий и беспорядочный караван крестоносцев. Оглядевшись вокруг, Элиазар сел на землю и принялся молиться, всего второй раз за последний месяц.