Ольга Неклюдова - Последняя командировка

— Тут дело не во мне, хотя и это ты должен знать: я слишком много делал для себя и мало для людей. Вот поэтому я еду сейчас работать — еще не знаю, как и что, но с единственной целью сделать путное. Может быть, опять буду строить.

Игорь кивнул. Отец нравился ему сейчас; он видел его как бы со стороны. Отец казался сильнее, и моложе, чем всегда.

— Это здорово, я считаю…

— Я рад, что ты так думаешь. Но вот ты меня тревожишь. Тетка Татьяна права в какой-то части: производство должно быть только школой, через которую ты идешь к будущей профессии. Но плотником?.. Я, право, не представляю… Что ты любишь? Кем хочешь быть? Музыку бросил… Впрочем, я всегда был против…

— Нет, па, я рад, что учился музыке, играю…

— Ну, что там играешь…

— Играю, — упрямо повторил сын. — Сейчас, честно говоря, мне очень трудно ответить на твой вопрос… Я не знаю, кем хочу быть… Мне и самому от этого как-то страшно, но я ничего не хочу. Вот работаю — и все.

Игорь с размаху налил себе второй стакан кофе, уже остывшего, с гущей, и выпил залпом.

— Не знаешь? — это прозвучало у Дмитрия Николаевича почти зловеще. — Как же можно не знать? Я с четырех лет рисовал. Помню, прямо на тротуаре, а какой-то дяденька остановился и смотрел, как я вычерчиваю мелом крышу — косую на хромом домишке — и сказал: «Э-э… ты здорово рисуешь». А, ей-богу, ничего еще такого… Но суть в желании. Я энергично рисовал…

Игорь улыбнулся отцу. Он рад был, что отец говорит с ним серьезно и наравне. Сейчас, когда он сказал об этом отцу, неопределенность его наклонностей показалась ему не странной: отец объяснит, отчего это. Посоветует.

— Значит, не знаешь… — сказал Дмитрий Николаевич. — Это худо, брат. Я люблю людей с призванием. Пусть это будет маленькое дело, но чтобы ты его любил. И пусть это будет перспективно. Но то, что выбрал ты: столы да скамейки, рамы да двери…

Игорь подумал: «А для кого же, как не для людей, хотя и скромно, конечно».

Он сказал:

— Может, когда-нибудь я найду свое место… Может, через некоторое время… А столяром — ты зря — не так уж плохо. Я люблю возиться с деревом. Особенно если попадется мягкое, сухое…

Он виновато усмехнулся:

— Я, конечно, не намереваюсь всегда… — Очень хотелось, чтобы отец остался им доволен. Ну, что тут поделаешь? В самом деле, коли ему нравится плотничать. Ему только восемнадцать лет. Ему нравилась и обстановка на мебельной фабрике, и ребята, с которыми он сдружился, и мастер Игнат Максимович, и запах дерева — сильный и свежий. Может быть, он устал учиться, устал от всех этих математик; его в институт не тянуло. Конечно, было немного страшно и непривычно вначале — столяр, а не врач, не инженер, не музыкант, как хотелось матери, — но не он один. Многие его товарищи не знали, куда поступать и чем будут в жизни заниматься. Многие брались за случайную профессию; другие хотели одного — попасть в какой-нибудь вуз, «куда легче». А радостей искали в развлечениях, во встречах с девушками, в вечеринках и пикниках. Иные увлекались спортом, шахматами, театром. Игорь тоже любил ходить в театр, на вечеринки, бывать с девушками, но иногда ему передавалась тревога матери: странно, что он такой, ничего серьезного не любит.

Дмитрий Николаевич насупился:

— Да, не повезло мне с тобой.

— Я не виноват, — сухо ответил Игорь и обиженно замолчал. Снова лицо его стало замкнутым, а только что было как в детстве — доверчивым и улыбчиво-застенчивым.

«Что же делать? Однако не повезло… А маленьким какой был умница, находчивый, забавный. И хорошо учился. Черт знает почему…»

Игорь убирал посуду и торопился. В окнах светлело. Слева небо было зеленоватым, как морская вода, и прозрачный цвет его спорил с навязчивой яркостью еще не погашенных фонарей.

Дмитрий Николаевич вздохнул: жалко было сына и как-то тревожно уезжать. Потом он вспомнил слова одного своего приятеля, историка-археолога: «Не вижу я необходимости в высшем образовании. Самообразование больше дает. Бумажка (диплом имел он в виду) тоже ничего теперь не стоит».

— Послушай, а может быть, история? — обратился он к сыну. — Петр Иванович мог бы помочь…

— Не знаю. Я могу заниматься, чем ты хочешь. Я на все согласен. Но не могу сказать тебе — да, ты угадал, это мое дело. По мне — и история хороша, и музыка, но…

— Ладно, оставим. Тебе идти пора. Разберешься потом…

На этом они и разошлись с неприятным ощущением недовольства друг другом и неудовлетворенности.

Шагая к автобусу, Игорь думал: «Он уезжает, а я должен поэтому, не сходя с места, решить, кем буду — профессором или пожарником. И, кстати, ему это в общем все равно». Исчезло только что согревшее его тепло, и на место его пришли раздражение и обида оттого, что, как он догадался, отец только снизошел до него, а в общем был занят собой, равнодушен к нему и к маме тоже. Возникла тревога за мать: как отнесется она к предполагаемому отъезду отца, к продолжительности этой внезапно решенной поездки, и смутное ощущение неблагополучия в семье, последнее время его тревожившее, вернулось. Впрочем, подъезжая к фабрике, он успокоился. Мысли его перескочили на работу, и он стал думать о предстоящей встрече с друзьями и о дне, наполненном разными делами.