Ремус Лука - Избранное

Мария, жена Илисие Мога, бригадира второй бригады, бросила мужа и убежала к матери. Произошло это, как говорили люди, из-за Флоари, что доводилась Марии теткой. Илисие сказал, что Флоарю нужно выгнать из коллективного хозяйства, пусть, дескать, катится на все четыре стороны, а жена разрыдалась: ведь ее мать Флоаре сестра. Слово за слово — дошло до брани.

— Ты, дура, молчи! — кричал Илисие.

— Не замолчу! — кричит она в ответ. — Ты нехристь поганый, родственников не признаешь.

Он ей:

— Мне кулаки не родственники. Попробуй только проголосуй за них!

— Как захочу, так и буду голосовать, — заявляет она.

— Я тебе покажу «по-своему», — грозит он.

— А что ты мне покажешь?

Он и показал ей кулак. Правда, кое-кто поговаривал, что он шлепнул ее по губам ладонью, но разве Илисие Мога способен на это? Увидев перед собой этот страшный кулак, Мария накинула на голову шаль, на плечи полушубок и, заливаясь слезами, убежала к матери.

Еще хуже случилось с Виорелом Молдованом и его дружком Лазэром Кымпяну. Во вторник вечером они, подогретые вином, вышли на улицу. У обоих было по бутылке водки в руках, и оба они кричали. Но Виорел кричал громче.

— Я их вышвырну своими руками, буржуев этаких! Сам пропаду, но их выкорчую. Корешочка не оставлю!

— Правильно: буржуев… Правильно: ни корешка… — вторил ему Лазэр.

Кто-то из родни Боблетека или Пэтру, тоже в подпитии, стал задираться и спрашивать:

— Это кто буржуи, а? Какие это корешки, а?

Виорел орал свое.

— И те, кто заодно с этими буржуями, тоже буржуи, я их тоже вышвырну вон своими руками.

— Тоже… Своими руками… — поддакивал Лазэр.

— Эй ты, Нетуденег, кто они, эти буржуи?

Нетуденег не ответил. Он посмотрел в глаза тому, кто обозвал его, икнул и стукнул его по голове бутылкой. Бутылка разлетелась вдребезги, а родственник Боблетека свалился в канаву. Виорел мутными глазами посмотрел вокруг и спросил:

— Кто еще? Кто еще хочет назвать меня Нетуденег?

— Я! — вышел Константин Поп, двоюродный брат Иоакима Пэтру, и ударил Виорела кулаком в переносицу. У того потемнело в глазах от боли и ярости, и он ударил Константина ногой в пах. Константин посинел и, зарычав, рухнул лицом в снег. Тогда на Виорела навалились человек десять и принялись его молотить не хуже гороха, только и слышалось что сопенье да ругань. Лазэр очертя голову бросился в самую гущу, получая со всех сторон удары и сам раздавая их направо-налево. Он схватил Виорела за руку, вытянул его из этой «кучи-малы» и потащил за собой. Но Виорел уперся, вырвался из рук Лазэра и вновь ринулся в драку, крича, что он «буржуям» покажет. Насилу его мужики образумили и отвели под руки домой, уговаривая лечь спать, утро, дескать, вечера мудренее. Остальных драчунов тоже развели по домам. На месте драки осталось только несколько растоптанных ногами шапок. Ребятишки быстро подхватили их и давай гонять по снегу.

В понедельник ночью выбили окна в доме Пантелимона Сыву, что жил на краю села, на берегу Муреша.

Неведомо кто и неведомо через кого прислал Филону Герману записку: «Мы о тебе позаботимся, старый мерин!»

Во вторник утром Ирина Испас обнаружила, что свинья, запертая в закутке, зарублена топором.

В то же утро Ион Пэнчушу нашел свою собаку задушенной цепью.

Только несколько человек во всем селе хранили спокойствие. Молчаливым Тоадеру Попу и Янку Хурдуку никто не удивлялся. Не удивлялись и Филону Герману, знали его за человека уравновешенного и сдержанного.

Удивление вызывало семейство Боблетека, которое помалкивало, и особенно Иоаким Пэтру, что ни с кем не перемолвился ни единым словом. На Корнела же, не находившего себе места и угрожавшего всем и каждому, никто и внимания не обращал.

Тоадер Поп с самого утра во вторник сидел в комнате партийной ячейки. Комнаты было не узнать. Еще в понедельник утром пришла Леонора Хурдук со старшей дочерью Анной, с собой они принесли ведро извести, две кисти и побелили стены. Потом явилась Каролина, дочь Филона Германа, и вымыла полы. Когда пришел Тоадер Поп, комната блистала чистотой, оставалось только навести в ней порядок, за что и принялся сам Тоадер. Он накрыл стол новой красной скатертью, которую дала ему Ирина, поставил вазу с красными бумажными цветами, глиняную пепельницу. Развесил по стенам портреты партийных руководителей. Растопил печку и сел за стол, чтобы еще раз перелистать бумаги и обдумать, что нужно сделать до общего собрания.