— Чего ревешь? Замолчи!
— Господи, чем же я согрешила, что ты так тяжко караешь меня? — безудержно рыдала женщина, устремив жадный взгляд на сына.
— Молчи! Не бойся! Пусть он, гад проклятый, только посмеет тебя тронуть. Убью! — заорал Корнел.
Флоаря содрогнулась. Глаза ее округлились от испуга. Она перестала плакать и оцепенела.
— Дорогой внучек, не помышляй о таком грехе. Только бог имеет власть над жизнью человеческой.
— А Тоадер имеет власть над нашей жизнью?
— Теперь у него большая власть. Только власть его — дым перед лицом господа… Преклоним колени и помолимся.
— И пусть он нас губит, да?
— Корнел! Я уговаривал твою мать пойти к нему, попросить, чтобы он смилостивился…
— С чего это мать к нему пойдет?
— В молодости Тоадер Поп любил твою мать. Может, она и уговорила бы его.
— Ты что, совсем с ума спятил?..
— Господь сказал: «Пошлите агнца, и он одолеет льва».
Флоаря вышла из оцепенения и тихо, усталым голосом сказала:
— Корнел, дорогой мой, не могу я пойти к нему.
— Только и недоставало, чтобы ты пошла… Пойдешь — на глаза мне потом не показывайся. Слышала?
— Дед твой просил меня пойти. Только нечестное это дело. Он человек женатый…
— А? Дед! — рявкнул Корнел.
— Корнел! Ты на меня не кричи. Я тебе дед. Ты должен уважать меня. И мать свою уважай.
— Ее я уважаю. Так ты и знай… Только сначала думай, когда подговариваешь на такие дела. Старик уже. Стыдиться бы надо.
— Мать твоя не поняла, внучек.
— С матерью ты не говори про эти дела. Понял? Со мной говори. А с Тоадером этим я сам посчитаюсь.
— Корнел! — закричала в испуге Флоаря. — Что ты хочешь сделать?
— Флоаря, ты молчи и не вмешивайся! — повелительно сказал старик, поняв, что в голове Корнела созревает какое-то темное решение, которое может навлечь беду и на него. — Пойдем ко мне, потолкуем спокойно, обсудим, — пригласил он Корнела.
— Корнел, не ходи! — крикнула Флоаря, бросилась к сыну и в отчаянии обняла его. — Не ходи! Я пойду к Тоадеру, я поговорю с ним!
Корнел удивленно смотрел на мать, но, услышав последние слова, снова пришел в ярость и оттолкнул ее. Повернувшись к старику, он сказал:
— Пойдем, дед, посмотрим, что нам делать… А ты и не думай выходить из дому.
Оба торопливо вышли. А Флоаря так и осталась стоять посреди комнаты, глядя куда-то в пустоту. Крупные слезы текли из ее глаз по бледному, словно воск, лицу. Прижимая руки к груди, она шептала:
— Господи, господи…
4
Тоадер возвращался домой поздно. Хутор спал, укрытый снегом и залитый лунным светом. Всюду было тихо, пустынно. Погруженный в свои мысли, Тоадер неторопливо шагал по дороге. Оказавшись во дворе, он, прежде чем войти в дом, открыл дверь коровника и, чиркнув спичкой, взглянул на корову, которая лежала на свежей соломенной подстилке и жевала жвачку. Корова обратила к нему свои большие влажные глаза и, узнав его, замычала. Тоадер запер дверь деревянным засовом и прошел к сараю. Свинья тяжело сопела, зарывшись мордой в солому. Тоадер остановился на крыльце, прислушался. Откуда-то, видно, из норы, которую она проделала себе в копне сена, выползла собака. Неслышно приблизившись к Тоадеру, она доверчиво прильнула головой к его коленям в ожидании привычной ласки. Но тот не протянул руки, не почесал за ухом. Собака тихо заскулила, вытянула шею, завиляла хвостом. Но и сейчас он не обратил на нее внимания. Тогда пес, просительно тявкая, прыгнул к нему на грудь. Тоадер очнулся и, улыбнувшись, погладил крупную лохматую голову. В полумраке блестели умные собачьи глаза.
— Иди, Неро, иди на место.
Собака покорно отошла и, обойдя, навострив уши, двор, скрылась в своем теплом логове.
Тоадер вздохнул и вошел в сени.
Как всегда, София поджидала его, сидя за столом, придвинутом к чугунной печурке, где едва мерцал умирающий огонь. В комнате было тепло, пахло чем-то вкусным. «София натушила баранины с луком и острым перцем и совсем недавно замешала мамалыгу», — догадался Тоадер.
— Хочешь есть? — спросила она с улыбкой. — Сейчас будем ужинать.
Не дожидаясь ответа, вытащила из печки чугунок, а из-под подушки завернутую в салфетку мамалыгу. Через минуту на столе были тарелки, ножи, вилки и даже пол-литровая бутылка, из которой София наполнила водкой два маленьких стаканчика.
— Я была в селе и купила немножко водки.
— Правильно сделала.
Они чокнулись.
— Будь здорова, София, милая.
— И ты будь здоров, Тоадер.
Оба выпили с серьезными лицами. София поперхнулась, закашлялась. Они рассмеялись, им стало весело.
Читать дальше