Фридрих Горенштейн - Бердичев [сборник]

— Любят шоколадную кашу, — говорит он нам, — ничего другого есть не хотят, а ее в продаже не достать. Ленка раньше на кондитерской фабрике работала, на шоколадном конвейере, так по знакомству иногда достаем.

Володя худой, жилистый, незагорелый, сидит в синей майке. Ленка, тоже худая, бледная, веснушчатая, хлопочет над большой кастрюлей с вывариваемым бельем. Лицо у нее в желтых пятнах — беременна. Паша выставляет на стол бутылку водки.

— Ах, — всполошилась Ленка, — у меня и закуски нет, совсем замоталась.

Водку закусываем холодной манной кашей.

— В обед сварила, а они ее есть не захотели. Им шоколадную подавай. Когда я сама на расфасовке стояла — другое дело. А теперь уволилась — достать трудно. Спасибо, подруга достает.

— Трудная работа? — спрашиваю я из вежливости, чтоб как-то поддержать разговор.

— На конвейере трудная, — отвечает Ленка, — на расфасовке полегче, но платят меньше… Я когда в дурдоме была, в психушке, тоже работала на расфасовке. Лавровый лист в пакеты расфасовывала. Была там у нас пожилая женщина, работать не могла, у нее руки дрожали. Целый день только сидела, кивала головой и беспрерывно повторяла: коммунизм, коммунизм, коммунизм, коммунизм… Беспрерывно… На нервы действовала всем. Так, представьте себе…

Но что представить себе, так узнать и не удалось, поскольку Володя, который до того отнес младенцев в комнату, вернулся и, услышав, что в его отсутствие жена разговорилась, прервал ее на полуслове и отослал к детям. Видно, ему неприятно было, что она рассказывает о своем дурдомовском прошлом посторонним, да и вообще чувствовалось, что Володя на жену давит, угнетает, ограничивает ее самостоятельность, а ей явно хочется поговорить, посмеяться при новом человеке. Володя, безусловно, консерватор, на жидкой полочке — «Как закалялась сталь», «Молодая гвардия», песни Лебедева-Кумача, трехтомник Шолохова. Странно, как он терпит Пашино диссидентство. Видно, по старой дружбе.

— Сейчас диссиду читаю, ух интересно, — говорит Паша.

— Сегодня диссидент, а завтра сидент. А книги эти — макулатура. Пробовал читать, помнишь, ты мне брошюрку давал? Не дочитал. Куда ее? Селедку заворачивать или на гвоздь в туалете… Вот Шолохов — это писатель.

— А ты знаешь, что твой Шолохов чужую книгу украл, — заводится Паша, — и фамилия у него не Шолохов, а Шолох… Что-то наподобие Шолох-Алейхема.

— Будет тебе врать.

— Ну хорошо, вру, вру… Такие дела не для тебя, Володя. Я тебе больше ничего давать не буду. А тебе, Венька, я достану… Кое-что дам… Только бы еще «Континент» последнего выпуска достать.

— Экая невидаль, — вдруг говорит Володя, уязвленный замечанием Паши, — у меня есть. Последнего выпуска.

— Ты что? Откуда? — удивляется Паша.

— Это у него есть, — подтверждает и Ленка, которая входит из комнаты на кухню и слышит последние слова.

— Не может быть. Покажи.

— Принеси, Лена, — говорит Володя.

— Ерунда какая-то, — говорит Паша, — ты хоть знаешь, где «Континент» выпускается?

— А что там знать. На нем же написано. В Йошкар-Оле.

— Чего? В какой Оле?

В это время Ленка приносит коробку с электробритвой. Паша долго смеется.

— Чего ты, — говорит Володя, — чего это ты проглотил? Не видишь — надпись? «Континент», Йошкар-Ола. Последний выпуск.

— Голова садовая, я тебе про журнал, а ты мне электробритву показываешь. Ты хоть слышал, какие журналы за рубежом издаются? «Континент» вот в Париже, «Известия для всемирного христианства», не помню, где издается, и еще в Америке недавно читал, вот название в голове вертится, — Паша глядит в потолок, вспоминает, — ах, вот оно, вспомнил — «Евреи и мы».

— Все это мусор, — говорит Володя.

— Ну мусор, мусор, не будем спорить, про споры очень хорошо в одной книге написано… Не помню как, но помню, что хорошо… Как-то плюс на минус.

— В какой книге? Кто автор, — спрашивает Володя.

— Розанов, — отвечает Паша.

— Первый раз слышу, — говорит Володя, — какой Розанов? Может, Розов?

— А кто такой Розов, — вмешивается Ленка. — Ой, ребята, я такая серая, что и Розова не знаю.

— Как же, — говорит Володя, — по телевизору недавно выступал… И в газете про него было… Майор Розов…

— Ой, вспомнила, — говорит Ленка, — сначала он выступал, а потом песни пел. Там одна песня мне понравилась — «На мотоцикле»: «На мотоцикле, на мотоцикле…» Хорошая песня.

— Хорошие ребята, — говорит Паша, когда мы выходим в ночь, — хорошие ребята, но темные. Спорит Володя по-советски, а донести — никогда не донесет. В этом можешь быть спокоен.