Э. Дж Пирс - Дорогая миссис Бёрд… [litres]

Я дважды подчеркнула «никогда», чуть помедлила. Я говорила правду и хотела, чтобы она поняла меня. Мои пальцы вновь застучали по клавишам, так быстро, что старая машинка едва справлялась с потоком слов.

Во всем мире женщины тоже сражаются на невидимом фронте – ради тех, кого любят в эти тяжкие времена. Гитлер победит, если мы забудем об них, забудем обо всех и обо всем, променяв любовь на его бесчеловечные идеи.

Это и есть настоящий нацизм. А Гитлер – обманщик и болван.

День, когда мы перестанем любить, перестанем быть людьми, станет нашим последним днем. Не стоит стесняться своих слез. Может быть, вы еще сами не осознали этого, но вы изо всех сил стараетесь не сдаваться. Поговорите обо всем этом с друзьями, поделитесь своими чувствами, и они обязательно поддержат вас. Так и должны поступать настоящие патриоты.

Пора было приступать к заключительной части, но меня терзали сомнения. Какой совет я могла ей дать?

Боюсь, что ответить на вопрос, сможете ли вы полюбить кого-то другого, непросто. Должно пройти время. Не нужно забывать о старой любви, и не стоит сразу пускаться на поиски новой. Если бы все можно было решить одним лишь взмахом волшебной палочки! К сожалению, у меня ее нет. Но я хочу, чтобы вы знали – вы не одиноки. Все читатели, все сотрудники нашего журнала – ваши друзья, и мы обязательно вам поможем.

«Женский День» считает, что ваша смелость и честность – достойные образцы для подражания. Знайте – мы вами гордимся.

Я прекратила печатать. Обычно я подписывалась «Ваша Генриетта Бёрд», но обратного адреса не было.

Нажав на рычаг освободителя, я вынула лист из машинки, бросив его на стол рядом с пимьмом Л. и уронила голову на руки, запустив пальцы в волосы.

Миссис Бёрд ни за что не согласится напечатать такое, и даже если я отброшу здравый смысл и попытаюсь тайком провести его в номер, письмо слишком длинное и будет бросаться в глаза. Оно займет почти всю колонку. Ничего не попишешь – придется выбросить и письмо, и мой ответ в корзину для бумаг.

В окно ворвался ветер, и листы бумаги на столе затрепетали. Я прикрыла их рукой, чтобы они не разлетелись по комнате. Так не пойдет. Эта девушка писала нам не для того, чтобы ее игнорировали. Другие тоже не заслуживали этого. И Банти тоже.

Я поднялась из-за стола, затворила окно. Прошлась по кабинету. Туда, обратно. Вот-вот явится миссис Бёрд, выкрикивая распоряжения, и затем покинет офис ради одного из очередных Добрых Дел, свалив всю работу на нас. Как же нам не хватало Кэтлин! За те несколько дней, что она болела, проблем было больше, чем за все время, что я здесь работала.

У кого вообще сейчас было время, чтобы проверять, что там, в разделе «Генриетта Поможет» ? Кэтлин на больничном. Никто не заметит, если колонка будет выглядеть несколько иначе, чем обычно.

Нельзя бросать эту девушку в беде. Кем бы она ни была, я сделаю для нее все. Как для своей лучшей подруги.

Безумная затея.

Но до сих пор никто так и не заметил подвоха с письмами.

Просто безумная.

Да и что вообще случится? Я и так скоро уволюсь.

Кажется, я сошла с ума.

Сердце бешено стучало в груди, когда я вложила письмо и свой ответ в большой конверт, подписав «Для миссис Махоуни, в оформительский отдел. Разместить на первой странице».

Совсем спятила.

Знакомый гулкий голос прогудел, кажется, из коридора:

– МИСС ЛЕЙК? ЕСТЬ ЗДЕСЬ КТО-НИБУДЬ?

Словно сирену включили в пустом зале.

– Уже иду, миссис Бёрд, – я приготовилась к очередной порции ее воплей.

– КРИЧАТЬ СОВСЕМ НЕ ОБЯЗАТЕЛЬНО, – крикнула она.

Положив конверт, предназначавшийся миссис Махоуни, в лоток внутренней почты и убеждая себя, что все пройдет, как по маслу, я поспешила на зов сирены.

Папка отправилась к миссис Махоуни, а затем в типографию. Если я и сожалела об этом – а я думала об этом каждую ночь , то было уже слишком поздно. Письмо попадет в журнал. Я пыталась отвлечься от этой мысли, как могла, к тому же, спустя две недели и один день своего отсутствия в редакции можно было развешивать флаги – вернулась Кэтлин.

Я как раз несла в ее каморку канцелярские принадлежности, когда ее улыбающееся личико появилось в дверях общего коридора. Она взмахнула руками, будто танцевала джаз, и прошептала «Привет». Ее горло все еще болело, но она вновь была с нами.

Я давно так не радовалась.

– Кэт, как я рада тебя видеть! – я заключила ее в объятия. Наконец-то вернулась моя подруга, и ее работа, которую взвалила на меня миссис Бёрд, была совершенно ни при чем. Мне так ее не хватало! Редакция прямо-таки осиротела без нее.