Николай Лобко - Варенька

— Идиот! Не привел бы эту психичку, все сошло бы по-другому!..

Савва Христофорович сперва делал вид, будто не слушает ее, а затем слегка прищурился и сказал тихо, но жестко и с угрозой:

— Ходи, детка, стороной. Целее будешь.

Женщина осеклась на полуслове и умолкла. Она уже достаточно хорошо знала характер и повадки своего названного супруга и, не без основания, панически его боялась.

Савва Христофорович почти не выходил из дому. Курил одну папиросу за другой. Откусывая кусочки мундштука, мельчил их на острых клыках и со злостью выплевывал за окно. Сознание собственного бессилия еще больше разжигало в нем злость и неукротимое желание во что бы то ни стало не уступить, сделать по-своему.

Он отлично понимал, следовало предпринять что-то очень быстро, решительно и, главное, наверняка, иначе Варенька ускользнет навсегда, а вместе с нею и деньги, которые так аккуратно присылал ее весьма педантичный и щепетильный в алиментных расчетах папаша. Кроме того, не ясно было, как решится вопрос с квартирой. Ведь основной квартиросъемщицей до сих пор числилась Варенька. После ее ухода признает ли райкомхоз права Амелиной на комнату? Ведь Капитолина Николаевна и Савва Христофорович считались здесь всего лишь квартирантами. Словом, надо было действовать! Но как?

Изворотливый, по-своему изобретательный и цепкий ум Саввы не знал покоя ни днем ни ночью. Лихорадочно работая, перебирал десятки точнейших вариантов, которые можно было использовать для того, чтобы вернуть выскользнувшую из рук девушку. Хитрые, в меру коварные, предельно искусные, они страдали одним основным недостатком. Сама Варвара не хотела вернуться к тетке, которую имела все основания ненавидеть.

«Конечно, если собаку бить, и та сбежит», — досадливо рассуждал он.

И все же уступать не хотелось. К чувству уязвленного самолюбия все больше и больше примешивались денежные расчеты.

«Потерять вдруг такую сумму! Ее не сразу найдешь в чужих карманах… Ну а что делать? Девчонка не вещь, насильно не потащишь, власти вмешаются!» — понимая свою полную беспомощность, устало думал Савва.

Свет от рогастой люстры всегда раздражал его, а сегодня особенно. Придумают же такое уродство, будто специально для того, чтобы слепить людям глаза! Точно нельзя сделать светильники поглубже, чтобы из них не торчали раскаленные нити электрических ламп. Савва Христофорович опустил голову и вдруг весь где-то внутри себя напрягся.

«Власти! — Он почувствовал, что наконец напал на то, что так долго и тщетно искал. — А почему бы властям и не вмешаться в эту историю? Правда, тут шутки плохи. Но ведь все будет зависеть от того, под каким соусом подать дело и, главное, к кому обратиться за содействием!..»

Он раздавил на ладони недокуренную папиросу, швырнул ее мимо пепельницы на стол и решительно поднялся с дивана, на котором сидел. План созрел сразу и во всех деталях.

Капитолина Николаевна, готовясь ко сну, старательно натирала лицо жирным кремом. У глаз, на лбу множились и углублялись морщинки, неумолимые вестники быстро надвигающейся старости. Энергичным разглаживанием кожи женщине хотелось отдалить эту всем неприятную встречу. Неожиданное и резкое движение Саввы заставило ее насторожиться.

— Ты помнишь инспекторшу районо, которая приходила к нам? — спросил он, медленно приближаясь.

— Да, конечно, — нерешительно ответила она. — Мы иногда встречаемся, здороваемся.

— Завтра утром пойдешь к ней.

— Зачем? — удивилась Капитолина Николаевна.

— Пожалуешься, — подчеркнуто произнес он. Сделав затем небольшую, но многозначительную паузу, он скользнул снисходительным взглядом по ее недоумевающему лицу, которое ярко лоснилось от обилия втертого в него жирного крема, и, довольный произведенным эффектом, продолжил наставительно: — Племянница, мол, от рук отбилась. Ей среднюю школу кончать, как того Советская власть требует, а ее на фабрику сманили.

— Но ведь она сказала тебе, будет работать и учиться, — напомнила Капитолина Николаевна.

— Верно, сказала… для отвода глаз. Понятно? А в голове у нее, танцульки-гулянки, женихи-кавалеры.

— У Варьки женихи? — глаза Амелиной расширились от изумления.

— В голове! — Савва постучал пальцем по лбу.

— Ах, — Капитолина Николаевна опустила баночку с душистым кремом на стол и, собираясь с мыслями, часто заморгала глазами. Ей показалось, она поняла, что от нее требуется. — Ну, конечно, — не совсем уверенно начала она, — пусть девочка вначале закончит среднюю школу, а потом, если не захочет идти в институт, пусть поступает хоть на все ткацкие фабрики сразу: