Аркан Карив - Однажды в Бишкеке

Кирилл не заметил, как Борис Ефимович внес в лабораторию свою огромную трехцветную бороду, рыжий в которой преобладал над черным и белым. Готлиб открыл дверцу шкафа и достал оттуда готовую водочную церемонию — только спирт разбавить, а огурец уже лежал нарезанный. Опрокинул стопарик, гэкнул, вытащил из кармана мятую пачку крошащейся вонючей «Астры».

— Ну так что, коллега? Все, как говорится, предрешено, но право дано. Будем делать историю?

— Борис Ефимович, вот скажите: почему раньше мне было все так интересно, что я ничего не боялся? А теперь я так всего боюсь, что мне уже ничего не интересно?

— Почему? — Готлиб аккуратно налил вторую, накатил, крякнул, спрятал церемонию, сел в кресло, заложил ногу на ногу и ответил:

— Потому что вы стали ссыклом, Кирилл. С возрастом это случается.

Кошку скинули с небоскреба. Она была обречена, но не впала в постыдную панику, а сгруппировалась как положено, как предписано всем кошкам в этом мире — сгруппироваться и не терять равновесия. И только когда лапы прожгло металлом и ударила в бок отвалившаяся селезенка, кошка поняла, что все бесполезно, что высота победила красоту, и девятая жизнь пошла прахом.

Весь мир застилала огромная рука Готлиба.

— Анкета, Кирилл! Не останавливайтесь, прошу вас, не останавливайтесь! Отец?

— Сумасшедший отставник. Поэт-разведчик.

— Мать?

— Райошная сводница… Готовит хорошо.

— Брат?

— Обезноживший инвалид. С качелей упал… Любит компьютерные игры от первого лица.

— Жена?

— Проститутка с большим сердцем. Спит со мной и с братом. Все, Ефимыч, я себя теряю. Вколите скорее седуктив.

Йоги, бывает, достигают сатори от того, что промахиваются, когда бьют себе молотком по пальцу. Эйфория была уже в том, что кончилась боль. Готлиб заботливо выставил ему на тумбочку чай, заваренный прямо в стакане, зато стакан был в настоящем подстаканнике (небось в каком-нибудь поезде стырил, подумал Кирилл). Четыре сушки составляли праздничный десерт. Кирилл лежал завернутый в плед и не то чтобы много чего мог сделать, но соображал достаточно. Плед был не стерильный, но и не грязный. Он имел свой запах, запах настоящего времени, а этот вид запаха отличается стойкостью, а иногда даже имманентен вещам и людям. «Я запах твой помню», — признается женщина через десять лет разлуки.

Кирилл опять взял в руки камеру, нажал на «play». Он приближался к Жене и к себе, стоявшим в обнимку. Поодаль скучал на качелях Мефодий. Женя сказала: «Смотри, в старости ты будешь похож на этого чувака». Кирилл усмехнулся: «Если я стану таким, убейте меня. Слушай, а что это у него за фотоаппарат такой навороченный. Вообще никогда таких не видел». И дальше голос взрослого Кирилла, до странности мало отличающийся от молодого: «Ребят, извините, но есть просьба: за малышом присмотрите. А целоваться потом будете». Cut.

Он нашел бабочку. Бабочки существуют. Его брат — жизнелюб и хлебосол, играет в футбол за сборную Думы. Мама — менеджер самого престижного частного университета, рекламой которого обклеены все вагоны метро. Папа — заслуженный пенсионер, да к тому же еще автор суперпопулярного сериала «Хорствессель» про советского разведчика в штабе у Роммеля. У Жени, правда, жизнь сложилась горькая. Сначала все было хорошо и обыкновенно. Она вышла замуж за олигарха, потом он стал опальным, потом они переехали в Лондон, и все было бы по-прежнему неплохо, если бы олигарха не хватил удар. И Женечка находилась при нем денно и нощно. Кириллу в письмах писала, что иногда очень хочет вернуться в прошлое, «ну хотя бы чуточку».

Кирилл посмотрел еще раз на анкету. Это был победный рапорт, диплом мага. Но что-то не давало ему покоя, и неудобная мысль рвалась, чтобы с ней посчитались. Ну да, так и есть. И это, в общем, очевидный вывод. Никто не изменился по сути, все изменились только по судьбе. Удача не сделала их другими, она сделала их всего-навсего удачливее. Но какой философ посмеет не признать, что удача — королева философских категорий? Удача дарит подлинную радость. За нее стоит бороться. Не за справедливость, не за принципы, не за деньги. Только за удачу, за богиню-фортуну. Она правит миром, ее-то и нужно любить и служить ей одной. Сердце у Кирилла забилось как у взволнованного миннезингера, извлекшего из любви децл божественного знания.

— Ну, вы уже очухались, мой пионэрский друг? — Борис Ефимыч булькал себе в рюмку, прикрываясь створкой секретера. — Не правда ли, мудро подмечено народом, что в прошлом — хорошо, а в настоящем — лучше?