Алексей Шерстобитов - Дневники обреченных

— Захар Ильич! И снова белладонна! Только здесь состав уж больно сложный, но разберемся, я вам как химик заявляю — это нечто новое в психотропном направлении «психфарма»…, хотя по словам Королины, старее говна мамонта…

— Захар, это кто?… — Человек в генеральском мундире смотрел на Марину со спины, она его и совсем не заметила, повернувшись на голос только сейчас, и взглянув вопросительно нагло, будто спрашивая: «А сам то ты кто?!»…

— Этооо… мой сотрудник…, многообещающий, специалист по «реактивному психозу»… иии…, вообще специалист — Марина Никитична Шерстобитова…

— Оно и видно, что в армии не служила!.. — Генерал с усмешкой посмотрел на довольно большие губы, дорогой брючный костюм, обтягивающий стройные формы, деловой умелый макияж, хотя и удивился отсутствию длинных ногтей…

— Я майор, между прочем… Прошу прощение, товарищ генерал-лейтенант, сами понимаете, экстремальная ситуация…, разрешите продолжить?

— Ну раз экстримальная… — будьте любезны…

— Есть! Так вот «беладона» та же, что и на смывах пота с одежды Буслаева, ну в смысле сбор тот же, значит, этот крепыш, имеет отношение к происходившему с «Гомером» в том самом центре… Может быть это не наше дело… — она вежливо посмотрела на генерала и продолжила:

— … и нам не стоит суваться, но что-то подсказывает, что ни оборонка, ни любое другое ведомство к этим разработкам отношение не имеет…

— Почему?!.. — Одновременно произнесли оба.

— Да потому, что состав любого средства с компанентом белладонны не устойчив к окружающей среде, то есть готовить смесь придется непосредственно перед применением, а потому для «массового применения», так сказать, не подойдет, только для разового, ну…, типа вот так вот, кого-то из строя вывести, «овощем сделать», лишить воли, и так далее, то есть частое применение в спокойных условиях…

— Майор, познания такие откуда?

— Так…, я же судмедэксперт…

— Но вы разве не психиатр, раз специалист по «реактивному»?…

— А запас карман не жмет! Это моя вторая специальность, есть и еще парочку…

— Понятно… Будьте любезны, теперь по порядку о применении…, белладонны…, ваши предположения, конечно…

— Захар Ильич нужно принять меры в отношении это здоровяка, сдается он не просто санитар, да и не просто крепыш…

— Уже девочка моя, уже… Вот и генерал по этому поводу тут…

— Шерстобитова…

— Слушаю, товарищ генерал…

— А на основе этой донны…, вы вот сможете сделать нечто, отключающее волю…

— Так этого выше крыши…, вон берите транквилизатор любой и…

— Нам любой не нужен, но только тот, применении которого контролировать можно… Сделаете?

— О как… Попробовать можно, но сначала изучить, ну и я, конечно, не такого уровня химик, хотя ничего сложного здесь не вижу… Дадите команду, согласуете с Захаром Ильичом…, займемся… Но мне кажется, что работа с Буслаевым представляет больший интерес…

— Если я правильно осведомлен…, Буслаев ваш, типа груши созревший на ветке: упадет — разобьется, останется висеть — сгниет… Ну вы ж хотите быть подполковником…

— Капитаном второго ранга, хотя я на дембель собиралась…

— ВМФ?

— Именно…

— Служите… пока…

Состояние сопровождающего Буслаева «медика», с точки зрения психиатрии представляло интерес, но его возможные навыки, что исходило из задачи, которую он собирался выполнить, однозначно вызывали большие опасения, в случае выхода его из этого полушокового состояния. Так же было совершенно не понятно, кто его «хозяева» и что они способны предпринять, поэтому после разговора генерала с Лагидзе было принято решение сделать ложное этапирования задержанного в одну из закрытых тюрем, а на деле запереть в подземный бункер центра, куда доступ будут иметь только два человека из медперсонала, остановились на самом директоре и, конечно, Марине Шерстобитовой. Весь бункер, где поместили и Кирилла Самуиловича и его «попутчика», обслуживали два санитара, выбранные из пациентов, с диагнозами олигофрения. Огромные, более двух метров, кучи мышц — по два центнера весом, не имеющих равных в силе, причем не приобретенной, а имеющейся от рождения, с очень маленькими головами, и еще более низким уровнем интеллекта, не поддающиеся ни на каким ухищрения, оба немы.

Злоба была им чужда, хотя гнев обостренного чувства справедливости иногда имел ужасные проявления, особенно в моменты, когда обижали близкого им человека, такой был только один у обоих, и конечно, читатель догадался, что им была Марина, которую оба принимали матерью, так и обращаясь к ней в коротеньких записочках.