Марина Крамер - Удержи меня [СИ litres с оптимизированной обложкой]

Пока я думал об этом, турнир начался, на паркете появились малыши. Разумеется, танцами назвать то, что происходило на площадке, можно было с очень большой натяжкой – дети переминались с ноги на ногу, смешно путали шаги под одобрительный смех зала. Конечно, все было мило и забавно, но зрители ждали не этого. Всех волновали выступающие следом группы детей и юниоров. И вот появились пары постарше, и в их числе – Юлька со своим Олегом. Не знаю, как кто, а я смотрел только на Машкину дочь, я даже не видел, кто танцует рядом с ней. Мне казалось, что только их пара скользит по паркету в медленном вальсе, кружится в торжественном венском, слаженно и красиво передвигается то мелкими, то длинными шагами в квикстепе. Я видел только гладкую белокурую голову худенькой, высокой девочки, ее то и дело взлетающую юбку, ее длинные ножки в золотых танцевальных туфельках. Максим тоже смотрел на нее, и я заметил, как он привстал с кресла, как вытянул шею и словно боится пропустить хоть что-то из того, что делает на паркете Юлька со своим партнером. После стандартной программы началась латиноамериканская, и тут Юльке вообще не было равных – такая из нее била энергия. Когда их группа закончила выступление, я тихо попросил Макса посидеть, а сам пошел вниз, так как заметил, что Машка исчезла куда-то. Но в холле ее не было, зато в курилке я обнаружил стоящего спиной к двери Артема и счел за благо выйти и не встречаться с ним. Вернувшись к сыну, я спросил:

– Ну, и как тебе?

– Классно, пап! – повернул ко мне восхищенное лицо Максим. – Это, оказывается, так красиво!

Артем.

Я опоздал к началу, закрутился на объекте, там опять что-то случилось со стройматериалами, потом долго объяснялся с рабочими, пытаясь доказать, что убирать за собой весь мусор они обязаны сами… словом, спохватился только тогда, когда конкурс уже начался. Опять Марья скроит недовольную мину, словно у меня только и дел, что ездить на эти их танцы! Если бы не ссора с Юлькой, я и вообще не поехал бы сегодня, но дочь, судя по ее утреннему поведению, была обижена не на шутку. И если теперь я еще и на конкурс не приеду…

Я гнал машину как только мог, и не зря – к моменту выхода на паркет Юльки успел, влетел в зал запыхавшийся, упал на свободное место, переводя дыхание. Насколько я разбирался в этом виде спорта, моя дочь, скажу без ложной скромности, была лучшей. Я никогда не был склонен переоценивать свое чадо, скорее, наоборот, относился к ней излишне критично, часто ругал и был недоволен, но сегодня, глядя на то, как она танцует, испытал чувство гордости. Видимо, не зря она с таким упорством занимается, лишая себя всего – и прогулок, и походов в кино, и просто лежания на диване перед телевизором. Они с Олегом настолько выделялись среди всех, настолько были хороши и так красиво двигались, что я даже не сомневался – они первые, глупо даже думать о чем-то другом. Поискав глазами Марью, я увидел ее там, где она и должна была быть – возле паркета, стояла за спиной тренера, вытянувшись во весь рост, напряженная и вся словно устремившаяся туда, на паркет, по которому плавно скользила наша дочь. Марья никогда не сидела во время конкурсов, всегда была в движении, нервничала и переживала. Правда, надо отдать ей должное, стоило появиться рядом с ней Юльке, как Марья мгновенно становилась совершенно другой – спокойной, улыбающейся. Не хотела, чтобы ее волнение передавалось чуткой девчонке.

Зато мать Олега… Я терпеть не мог эту мегеру, вечно чем-то недовольную и даже не пытающуюся скрыть этот недовольство хотя бы от детей. В тот момент, когда им особенно нужна была поддержка, Ольга ухитрялась убить в них всю надежду на благополучный исход конкурса – то не там встали, то не так улыбались, то еще что-нибудь. Марья менялась в лице, еле сдерживая себя, чтобы не наговорить ей грубостей, просто забирала Юльку и Олега и уводила куда-нибудь подальше от Ольги. Я, в принципе, понимал, почему она терпит – найти другого партнера того же уровня достаточно сложно, и нужно работать с тем, что есть.

Я спустился в холл, покурил и пошел к Марье. Она кивнула, но ничего не сказала, да и выглядела как-то странно, то и дело закусывала нижнюю губу и кривилась, как от зубной боли. Я тронул ее за плечо и спросил, наклоняясь к самому уху:

– Тебе плохо, что ли?

– А? – встрепенулась она. – Что?

– Эй, я здесь! – я пощелкал пальцами у нее перед лицом, и она отшатнулась немного. – Я спросил – тебе плохо?

– Н-нет, – с запинкой проговорила Марья. – Все в порядке… здесь просто душно…