Марина Крамер - Удержи меня [СИ litres с оптимизированной обложкой]

– Не грел? – обратилась она ко мне и поставила на стол упаковку с детской смесью. – Вот, сказали, что должно подойти. Есть бутылочка у нее?

Этого я не знал, пришлось пойти и спросить у Юльки. Та кивнула на яркую синюю сумку:

– Там в кармашке стоит термос, в нем бутылка с водой.

Я достал пестрый футляр и понес на кухню. Теща поколдовала со смесью и бутылочкой, капнула себе на запястье, проверяя, не горячо ли, и пошла в спальню. Оттуда донесся голос Юльки:

– Давай позвоним дяде Даниилу, спросим, вдруг Маруське это нельзя?

– Я вас двоих вырастила, тебя и твою маму, так что же, буду у мужика спрашивать? Давай сюда ребенка, а сама иди, умой лицо – красная вся.

Юлька понуро побрела в ванную, зашумела там водой. Из спальни слышались причитания тещи:

– Что, деточка, не нравится? Ну, что же делать, нету мамы, а кушать нужно… вот так, моя маленькая, вот и умница…

Потом позвонил Машкин муж, поговорил с Юлькой и попросил к телефону меня. Я старался разговаривать ровно, без эмоций, видя, как напряженно наблюдает за мной дочь.

– Сейчас он приедет и заберет Марусю, – закончив разговаривать, сказал я, но Юлька только покачала головой:

– Я тоже поеду домой.

Когда Даниил вошел в квартиру, я испытал чувство сострадания – его растерянное лицо лучше всяких слов говорило о том, что он не представляет, как быть с маленьким ребенком и попавшей в больницу Марьей. Теща тут же принялась жалить бедного мужика своими язвительными замечаниями, и я ушел в кухню, чтобы не усугублять его и так не самое удачное положение. Юлька тоже пришла, села на табуретку, поджав под себя ногу. Совсем так же, как делала Марья, взяла из вазочки печенье и, покрутив перед глазами, положила обратно – печенье было жирное.

– Зачем бабушка так разговаривает с дядей Даниилом? Он ничего плохого ей не сделал.

Я заваривал чай, стоя спиной к дочери. С ладони в чайник падали коричневые скрученные листочки, я смотрел на них и думал – вот и я, наверное, похож на такой листочек. У меня не осталось ничего, кроме дочери.

– Пап! Ты о чем думаешь? – пробился сквозь мои размышления ее звонкий голосок, и я стряхнул оцепенение:

– Нет, красотуля, ни о чем не думаю. Как твои дела на танцах?

Юлька помолчала, ковыряя пальцем клеенчатую скатерть, потом вздохнула:

– Партнер нашелся. Но старше меня, сразу в юниоры, а там всего год вместо двух.

– Ого! – с уважением протянул я. – А где нашли?

– Наталья Альбертовна кому-то сказала, что я без партнера, и через день позвонила мама этого Мирона.

– Кого? – переспросил я, поворачиваясь к ней.

– Партнера так зовут – Мирон. Родители удачно пошутили, – объяснила Юлька с серьезным видом, и я, не выдержав, фыркнул. – Не смешно, между прочим. Как я его буду звать? Мирик?

Я захохотал и обнял дочь за плечи, обтянутые белым пушистым свитерком. От ее волос, стянутых в привычную «шишку», пахло лаком и чем-то еще парикмахерским.

– А ты его видела уже?

– Нет. Завтра надо было идти на пробную тренировку, а теперь вот…

– Надо – значит, пойдешь, – твердо сказал я. – С Марусей бабушка посидит. Хочешь, я тебя отвезу и посмотрю, что там за партнер?

Она взглянула на меня с благодарностью, и я понял, почему – мальчик будет с мамой, а она – одна, без поддержки. У меня, правда, была назначена встреча с прорабом, но я ее перенесу, ничего не случится.

Всю ночь я ворочался с боку на бок, думая, как ни странно, о Марье. Утром, куря на кухне под чашку кофе, я подумал, что Юлька все сильнее становится похожей на свою мать. Не внешне даже, а по внутреннему ощущению.

Я позвонил дочери около двенадцати, как и договаривались.

– Я уже собираюсь, – сказала она веселым голосом, и я понял, что у них дома все в порядке. – Может, ты не будешь заезжать за мной, а просто к ДК подъедешь? Я сама дойду, мне ведь только через дорогу перейти.

– Я заеду, мне не сложно. Как переночевали?

– Нормально. Дядя Даниил сегодня отпуск оформил, будет с Маруськой сидеть, у меня же каникулы через три дня закончатся, а потом, если сегодня все хорошо пройдет, придется индивидуалки брать не раз в день, а два.

– Упадешь! – возмутился я. – Три часа плюс группа – это слишком много.

– Папа, у меня нет выбора, – серьезно сказала дочь. – Если я хочу танцевать, мне придется столько заниматься. У Мирона «С» с очками на «В», а у меня что? И потом, в юниорах уже надо иметь «В», чтобы дальше что-то получалось.

Я плохо разбирался в этих классах и разрядах, но основную мысль дочери понял прекрасно – чтобы не ударить лицом в грязь, она собиралась тренироваться, как сумасшедшая, а это ни к чему хорошему привести не могло. Но повлиять на процесс могла только Марья, только ее слово значило для Юльки что-то.