Джон Гарднер - Искусство жить

Это не было мимолетным воспоминанием, нет, воспоминание было таким же прочным, как пол.

Независимо от того, понимал или нет Трубач мелочи жизни, главное он понимал — Королевству нужен мир. Врокрор — грозный злодей, затаивший злобу на все человечество, теперь не имел сторонников. Слова, которыми Королева Луиза расправилась с ним, стали всеобщим девизом в Королевстве Короля Грегора. «Все, все ошибки от недовольных», — напевали дети, прыгая через веревочку. Трубач, пробегая то там, то сям, видел, что даже следов Врокрора не осталось. Врокрор снова стал монахом, каковым и был поначалу, но отныне отшельником; и ни одна живая душа — ни, конечно же, бог — не сочувствовала ему, он жил совершенно один на вершине горы, питаясь мхами и лишайниками.

Все было прекрасно. Все было прекрасно. Трубач видел, пробегая по улицам, что слуги боятся хозяев, но хозяевам можно их не опасаться, хотя слуги и пожирают глазами столбики денег, похожие на дворцовые колонны. А глядя в лица карманников, внимательно изучая каждую улыбку, Трубач понимал, что и они несчастны. Ведь карманов, набитых деньгами, обычно не хватает. Трубач видел, что торговцы обманывают своих собратьев, а пираты их грабят и никто особенно не горюет; к этому все привыкли. И в Трубаче пробуждалось странное беспокойство.

«Противный пес», — говаривала та, настоящая Принцесса, которую только Трубач и помнил, она сердито грозила ему пальцем, и он быстро опускал голову. Но все-таки было приятно, он признавал это, чувствовать ее внимание; он понимал отчасти, иногда хорошо понимал, что все это — ужасная нелепость. Ведь он был в четыре, пять, шесть раз больше ее, и челюсти его могли до кости прокусить бедро молодого бычка, а она одним словом заставляла его распластаться у ее ног.

Иногда поздней ночью Королева Луиза вдруг садилась в постели, прямая, словно стрела. Ее трясло. Трубач, застыв, лежал рядом, готовый броситься к ней на защиту, но защищать ее было не от чего. Однажды на рассвете, когда шел мелкий нудный дождь, Королева сказала:

— Мы должны устроить королевский бал. Нужно поженить моих принцев и выдать замуж принцесс.

Начались усиленные приготовления; пришли портные и повара, плотники и пираты, переодетые в торговцев вином, жадно глядевшие на столовое серебро. Все во дворце перевернулось вверх дном. Взбешенный Король Грегор шагал взад и вперед, дергая черную бороду, и хватал за руку своего друга Короля Джона.

— Мы что-то забыли, — выкрикивал он. — Но что?

А Трубач с удвоенной энергией бегал то туда, то сюда — на кладбище, в деревню, на черную грязную пристань. Все было в порядке, все было в порядке. Он оставлял знаки повсюду, предупреждая каждый фонарный столб, каждую стену.

Она стала бледной, как мрамор, и очень быстро уставала. И все же все было прекрасно, конечно же, было прекрасно. Король Джон и Король Грегор каждый день выходили на поле боя, и армии их возвращались домой, истекая кровью, или армия Короля Грегора возвращалась домой, истекая кровью, а армия Короля Джона уходила — и танцы длились до полуночи, и читались стихи, и во дворце царила любовь, а Принцесса качала головой и улыбалась:

— Все они сумасшедшие, правда, Трубач? Просто буйно помешанные.

Он протягивал ей свою лапу, она брала ее в руки, и они торжественно приветствовали друг друга.

— По-моему, она очень бледна, — сказала Королева Луиза, дергая себя за губу.

— Пусть ест побольше бифштексов, — сказал Король Грегор, не отрывая глаз от карты. — Ха! — сказал он вдруг. — Он ползет на нас отсюда, — и ткнул пальцем в какие-то линии на карте, — он думает нас перехитрить…

Поскольку дворец был наводнен принцами и принцессами, но ни одна из них не была той, бледной Принцессой, которую помнил Трубач, Король Грегор и Королева Луиза вершили свой королевский бал. Оркестр весело играл вальс за вальсом, и к полуночи все торговцы и их слуги нашли себе по принцессе, а все принцы нашли по дочке торговца, точно такой же, как им и хотелось, и в Королевстве настал такой замечательный мир и такое спокойствие, каких никогда еще не было.

Когда бал был окончен и все давно спали, Королева Луиза села в постели, прямая, точно стрела, и сказала:

— Трубач! Что это?

Ничего не случилось, он знал. Если бы что-то где-то случилось, он бы услышал, унюхал, почувствовал бы нутром. Но он послушно поднялся, отвернувшись, зевнул и, нехотя подойдя к окну, выглянул: там была пустота. Воображения у бедного Трубача не было.

— Нам что-то нужно делать, — сказала Королева Луиза, — с пиратами и попугаями, не говоря уже о карманниках. — Она вскочила с кровати и уставилась в глубину ночи через плечо Трубача, ее белые ноги были кривые, такие же, как и у жабы, наверное, она в нее превратилась. Королева машинально провела рукой по его голове, и Трубач заскулил. — Правильно, — сказала она, как будто бы он что-то ей сообщил. — Мы должны показать им, что любим их, считаем их равными. А как это сделать?