Джон Гарднер - Искусство жить

Не помню точно, что я тогда читал, даже сути теории не помню. Помню лишь рассуждения — меня очень заинтересовавшие — об «относительности времени и пространства» в музыке и живописи и что-то… простите меня, я спешу… об «органических формах». Моя жена — вот это я помню очень точно — возилась на кухне, гремя посудой и нарочито резко включая и выключая воду, что я мог объяснить лишь как личный выпад против меня: сижу в гостиной с книгой, в то время как она работает. Все ее знакомые имеют прислугу, и она считает — она мне сама говорила, — что человек с таким достатком, как у меня, наверняка может позволить себе эту маленькую роскошь. Когда мой отец был еще на свободе и чуть ли не каждый вечер заходил к нам и помогал ей по хозяйству, эта проблема стояла не так остро. Но отца поместили туда, где ему и следует быть — не моя это вина, — и теперь жена постоянно твердит, что надо нанять прислугу. Я много раз ей объяснял, что чужой в доме для человека, подобного мне, — что угодно, но только не роскошь. Появление постороннего даже рядом с домом выбивает меня из колеи, поэтому я и пешком хожу, хотя не всегда это удобно (впрочем, я бываю на улице редко, лишь когда мне нужно зайти в мой банк), поскольку иметь машину для меня неизбежно означало бы возиться с механиком, шофером или еще бог знает с кем… Но я отвлекся.

Итак, в течение нескольких дней и ночей я слышал странные звуки, которые доносились из библиотеки. (Чтобы установить, что эти звуки приходят именно оттуда, я потратил достаточно сил, но не буду об этом рассказывать, время мое ограничено.) Сейчас особенно резкий звук заставил меня вскочить с кресла, я захлопнул книгу по философии, заложив пальцем страницу, которую читал, и бесшумно — я был в тапочках — направился к двери библиотеки.

Взявшись за круглую ручку и сгорбившись, точно старик — как мой отец, например, — я приложил к двери ухо, изо всех сил стараясь понять, что же происходит там, внутри библиотеки, и вдруг до меня дошло — я понял это неожиданно, удивившись, как человек, проснувшийся совсем не в той комнате, где засыпал, — что с диким напряжением вчитываюсь в заголовок книги «Проблемы искусства». Осознание пришло как удар, потрясло меня — у меня даже задрожали колени, ибо в то самое время, когда я полагал, что целиком поглощен звуками в библиотеке, мой мозг перемалывал идеи, на которые я натолкнулся в книге, идеи, которые в этот миг я понял с неожиданной ясностью.

Философ писал — это я помню и сейчас, — что на живописных полотнах, так же как в зеркале, мы видим «относительное пространство», кажущееся нам вполне реальным, пока мы не попытаемся в него войти, и тогда, в этот миг, обнаружится, что это всего лишь призрак. Точно так же, когда мы читаем романы, нас окружают «относительные» пейзажи, человеческие существа, которые мы наблюдаем, — «относительны»— люди говорят и действуют совсем как живые существа, но потом вдруг исчезают или, вернее, застывают точно по волшебству, в словах на странице книги. Утверждение, что и говорить, ошеломляющее!

Пожалуй, хоть время и дорого, я все же попытаюсь привести еще примеры, чтобы чуточку прояснить этот вывод. Видения, возникающие, когда мы слушаем музыку или, скажем, читаем книги, совсем ведь не то, что отражение в зеркале. Напротив, они — творения, в которых жизнь выражает самое себя. И они действуют точно так же, как все живое, или, говоря по-иному, ими управляют те же законы, какие управляют мною или, к примеру, моей женой Грир. Безусловно, я говорю о работах, так сказать, удачных, в которых есть «жизненная сила», которые живут «самостоятельной жизнью». От этой-то идеи или, мне следовало бы сказать, от этого факта — поскольку мне это представляется именно так — у меня и задрожали колени.

Бог знает какая сила заставила меня действовать. С изумлением я смотрел на собственную руку — сама по себе она все сильнее сжимала большую латунную ручку двери и наконец повернула ее. Та же рука, опустившись в карман куртки, сжала мой золоченый перочинный нож и вытащила его на свет. Плечом — едва понимая, что делаю, и ничего не чувствуя, — я толкнул огромную старую дверь и вошел в библиотеку.

Мир, как известно, полон тайн. Разумная Ньютонова вселенная оказалась более иллюзорной, чем ваше отражение в зеркале или чем прочность дубового паркета. Мы могли бы представить себе черные дыры и белые дыры, крошечные, как ходы червей, сквозь которые тем не менее время совершает головокружительные скачки, и даже элементарную частицу, имеющую, я об этом читал, вес приблизительно одного электрона и протяженность двух световых лет! Если поверить самым парадоксальным идеям современных физиков, существует реальная возможность, что мы погибнем от удушья, потому что весь кислород может скопиться в одном помещении — именно там, где нас нет.