Диана Арбенина - Тильда [сборник]

Но первому гостю, к сожалению, вопросов задать невозможно. Его нет в живых уже двадцать пять лет. Он погиб в автомобильной катастрофе, когда возвращался в родной Ленинград. Говорят, он уснул за рулем. Говорят, его позвали туда, где горят самые яркие звезды…

Итак, Виктор Цой. Самым правильным и естественным для меня будет ставить песни Цоя и рассказывать свою историю, связанную с ними. Я ведь не тетечка-журналист, не музыкальный, слава богу, критик, не студент по творчеству Цоя. Мы с ним жили в одно время. И так сложилось, что я приехала в Питер через три года после его ухода. И все еще было тепло и очень близко, как будто он был жив. Знаете, без этого пафоса последних лет и шума вокруг его имени. И мы пели песни в одних и тех же комнатах, и ходили за пивом по одним и тем же улицам. А я вслед за Цоем узнала, что такое «Камчатка», что такое «Улица Рубинштейна». Все было пропитано духом Ленинградского рок-клуба, который сейчас, рискну сказать, очень странно себя чувствует, и его влияние не так заметно, как это было в 90-е годы, когда было некое ленинградское братство, где все друг друга знали. И где ты, приехав из крайнего-крайнего севера, совершенно без смущения и без боязни того, что тебя не поймут, мог прийти и спеть песню. И может быть, жизнь была не такая гладкая, и может быть, не было такого количества благ, комфорта, но была какая-то, знаете, абсолютная уверенность в том, что ты молод навсегда. В том, что ты весел навсегда. В том, что тебе все по плечу, и в том, что у тебя есть классные друзья, которые пишут клевые песни и на которых ты можешь всегда положиться. Вот такой был Питер, когда я приехала в него в 93-м году и из которого ушел Виктор Цой буквально за три года до меня.

Познакомил меня с песнями Цоя, как говорят восьмиклассницы и восьмиклассники, люди в этом сложном возрасте, «мой парень». Когда мне было лет тринадцать-четырнадцать, не говорили «мой молодой человек», а все говорили «мой парень» и «мы ходим». И вот «мы ходили» вместе с Женькой Горбуновым, так его звали. Мы жили тогда на Колыме, в поселке Ягодном Магаданской области. Музыка до нас доходила с большим трудом и, понятно, с гигантским опозданием. Так я услышала очень много групп, известных «на большой земле» (мы называли так Москву и Питер). На «большой земле» была известна группа «Крематорий», а мы думали, что это группа «Крем», потому что кто-то на кассете сократил слово «крематорий» до четырех букв. И так до нас доходила вообще вся музыка, включая импортную. Так доходили и песни Цоя. У Жени Горбунова получалось доставать эти кассеты с каким-то удивительным везением. Вероятно, у него были какие-то «выходы», а может быть, он просто феноменально любил музыку. Мы очень быстро росли, и адреналина нам нужно было очень-очень много. А я была девочкой критической и весьма неприступной. И сильно доставала Горбунова, адски доставала, не пускала дальше порога квартиры, держала в куртке на протяжении пяти или шести часов, ну и так далее. А Горбунов все ходил и ходил, ходил и ходил… И часто пел песню с припевом «Ууу, но это не любовь». Все время, сколько мы с ним дружили – я повторяю, «ходили», – я была уверена, что песня «Это не любовь» – его. И каково же было мое удивление, когда я узнала, что это одна из самых ранних песен Цоя. И вот, вероятно, это была не любовь, а может, и любовь… Но я в долгу не оставалась. Когда я узнала, что это песня Цоя, я уже, понятное дело, была заражена его песнями, и выбрала самый что ни на есть девичий ответ на все ухаживания Горбунова. И это была, конечно же, песня «Фильмы». Единственный, кто меня не понял в этом, была моя мама. Но слушалось это просто феноменально. Особенно рефрен «Мы не можем быть вместе». Вот такой учебник по взаимоотношениям восьмиклассников.

В Виктора Цоя я влюбилась окончательно и бесповоротно, услышав песню «Кончится лето». Для меня она – песня-локомотив. Что такое песня-локомотив? Это когда с первого же такта включается ритмический рисунок, и он тащит нас, как будто бы в паровозе, до конца трека. И вот после этой песни мне стало как-то все ясно и очень понятно. Я не помню обстоятельств дела, я не помню, как это случилось, я не помню даже, когда я ее услышала, но после этой песни я тут же взяла гитару и написала песню «Рубеж». А без «Рубежа» «Снайперы» вряд ли бы вообще состоялись.

С песней «Кончится лето» наступило совершенно другое время осмысления русских песен в целом. Ведь не секрет, что песни Цоя абсолютно просты на первый взгляд. Но это только на первый взгляд. Так же можно сказать, что поэзия Пушкина проста. Попробуй, напиши так же! А лучше вообще не пробуй. И эта песня, вероятно, для меня была средоточием вот этой гениальной простоты – той же, что была в стихах Александра Сергеевича, что была в рассказах Эрнеста Хемингуэя. Та же, что была в музыке, если говорить о классике, Чайковского. Это обилие деталей, которые в итоге дают очень конкретную и очень атмосферную картину происходящего.