Александр Мигунов - Сказки русского ресторана

Зад нервно дёрнулся, голова моя подпрыгнула и стукнулась о медную деталь, зажатую в грязной мужской руке.

— Женский угол! — прохрипел Фред.

Я уставился на его руку. Он был прав. Я подал мужской.

— Прошу прощения, — пробормотал я, порылся в ящике с арматурой, выбрал в полумраке женский угол и вставил в протянутую руку.

— Да, — продолжал я. — В вашей Америке все так насквозь пропитано деньгами, что меня от них начинает подташнивать. Верно в России вас называют — страной жёлтого дьявола…

— Женский, женский, чёрт побери! — проорал Фреда, а зад так крутнулся, что голова моя больно стукнулась о трубу, благодаря которой я в эти часы зарабатывал в час по шесть долларов.

Опять он был прав: в его руке взбешённо подрагивал медный угол, изготовленный для паяния, то есть совершенно без резьбы. Фред бормотал сквозь зубы что-то, очевидно, нелестное для меня, пока я, совершенно уже запутавшись в самцах, самках и гермафродитах, не подал ему сразу все уголки: и мужской, и женский, и совсем без пола, и что-то ещё, напоминающее угол. Зад успокоился, и я снова смог приклонить на него голову. Как только утих шум синего пламени, с помощью которого труба припаялась к одному из уголков, я снова открыл рот.

— Если бы вы, американцы, меньше думали о деньгах, у вас оставалось бы больше времени думать о чем-нибудь духовном. Жизнь ваша стала бы много красивее, интереснее, содержательнее…

— Ты хочешь сказать, что люди в России люди живут интереснее и красивее? — спросил Фред сквозь шипение воды, прыскающей на раскалённый угол. — Но ты же сам рассказывал мне…

— Рассказывал, рассказывал, — подхватил я. — И бедно, и скучно, и серо бывало. Но и какие бывали всплески! А сколько красивых воспоминаний, например, от простого свидания с девушкой! У вас посадил подружку в машину, повёз в автомобильный кинотеатр, угостил попкорном, побаловался с ней под музыку и яркие картинки, — и забыл об этом событии через какую-то недельку. У вас все слишком легко даётся, слишком комфортабельная жизнь, чтоб глубоко что-то почувствовать. Для глубоких чувств нужны неудобства, лишения, боль, муки, страдания. В России, бывало, встретишься с девушкой на улице, в морозную пургу, сунешься в пару кафе, все забито, в кино тоже не попадёшь, и всё, что осталось — бродить по улицам. Наговоришься о поэзии, о смысле жизни, закоченеешь, заскочишь в любой тёмный подъезд, прижмёшься к горячей батарее, вопьёшься в её холодные губы, и чувствуешь, как губы нагреваются… Уверяю тебя, и лет через двадцать так ярко припомнишь этот вечер, словно он был только вчера.

— Зачем же ты уехал из России? — спросил Фред, замеряя расстояние от угла, который он приварил, и фарфоровым унитазом, светящимся сквозь дырку над головой.

— Сложный вопрос, — сказал я. — Для полного ответа всю жизнь надо описывать. Видишь ли, есть у меня пять желаний…

И я вкратце пересказал все желания своей жизни.

— Кусок трубы! — скомандовал Фред, внимательно выслушав меня.

— Чего? Зачем? — засуетился я. — Какого диаметра труба?

— При чем здесь диаметр? — заорал Фред. — Сколько ты диаметров приволок?

Я подумал: — Один диаметр.

Фред сказал нехорошее слово. Я лежал в паутине и в пыли, дышал одной пылью, был мокрый от пота, ныла шея, мучила жажда, меня могла укусить крыса, вдобавок меня грязно ругали. И все это я обязан терпеть, чтобы какой-то американец мог промывать свой унитаз после естественных испражнений. Душа моя взвилась на дыбы. «Пошли все к чертям! — душа завопила. — Кусок трубы, унитаз, Фреда, комбинезон, все углы, всю сантехнику. Вон отсюда — на солнце, на волю…».

«А жрать-то что будешь? — спросила плоть. — Счета чем оплатишь? Жену чем прокормишь? Бензин на что купишь?.».

— 0'кеу, — сказал я дрожащим голосом. — Эта труба тебе подойдёт?

Фред просунул трубу к унитазу, отчертил место, где нужно отрезать, грубо сунул трубу мне.

— Отрежь и зачисти, — приказал.

Отрезать и зачищать по-американски я, слава богу, научился за несколько дней работы в «Хоуле Пламинг». Я отрезал нужной длины трубу, зачистил оба её конца, подал её Фреду, помолчал, глядя, как тот её примеривает.

— Интересно, — сказал я, убедившись, что Фреда длина удовлетворила, — о чем ты больше всего мечтаешь? То есть, к какой цели стремишься?

Фред приварил медную муфту, осмотрел раскалённый оранжевый шов, погасил горелку, перекатился, оказался лицом ко мне.

— Моя цель? — сказал он задумчиво. — Хорошо, я скажу тебе свою цель. К пенсионному возрасту я бы хотел иметь хороший устроенный дом, поставить на ноги детей, накопить достаточно сбережений, чтоб путешествовать, развлекаться, и вообще до конца жизни не беспокоиться о деньгах.