Александр Мигунов - Сказки русского ресторана

Он нёс котёнка в картонной коробке. Вначале тот тихо сидел, как спал, но после первого километра стал царапаться и мяукать, и мяукал всё жалобнее и громче. Павел услышал звуки рвоты и понял, что котёнка укачало. Он выпустил его немного погулять, почистил коробку, и дальше отправился. Через несколько километров он свернул в глубину леса, положил на свежевыпавший снег ярко-красный кусок мяса, вынул котёнка из коробки. Котёнок сначала пошатался, восстанавливая равновесие, учуял мясо, жадно набросился. Павел, оглядываясь, отошёл, выбрался из снега на дорогу и сколько-то времени шёл очень быстро, с тем, чтоб котёнок его не догнал.

Анна напомнила девочку Олю, а девочка Оля ему призналась (позже, когда они были студентами), она призналась ему в любви. Он растерялся, но что мужчине делать в подобной ситуации, — он тоже в ответ признался в любви, хотя в тот момент любил другую. Он попытался одновременно встречаться и с Олей, и с другой, но это недолго удавалось: Олю пригласили на вечеринку, где он целовался с той другой. С тех пор он Олю больше не видел. А через несколько лет узнал от одного из общих приятелей, что Оля, окончив институт, из предложенных мест работы выбрала город где-то в Сибири.

— Выбрала смерть, — сказал приятель. И пояснил: — Там была река с быстрым течением, водоворотами. Оля реку переходила, ступила на слишком тонкий лёд, и река унесла её с собой.

С тех пор земная любовь для Павла — это покалеченный котёнок, брошенный в снег в диком лесу, рядом с красным куском мяса. И ещё должна посвистывать метель. Котёнок ест мясо с жадным урчанием, и не знает, что эта еда — последняя в его жизни. Не знает, что скоро он заблудится, замёрзнет, снова проголодается, будет долго ходить по лесу, мяукая жалобно, до хрипоты, умрёт от голода вместе с холодом, или его сожрут звери.

Ещё раз украдкой взглянув на Заплетина, Анна снова вошла в тот дом. Там была театральная сцена с грязноватым обшарпанным полом. Освещённые ярким лучом прожектора, она и ещё какой-то мужчина стояли в центре сцены на коленях, оба обнажённые, лицом друг к другу. Под печальную нежную музыку они стали медленно раскачиваться, слегка касаясь друг друга телами… Ощущение было, будто из детства, когда её, маленькую девочку, привели в городской парк и усадили на качели в форме большой лодки. Она показалась себе такой маленькой, а лодка была такой огромной. Ей помогли раскачать лодку, потом она стала сама раскачиваться. Всё выше и выше, и всё быстрее. Вверх — сердце девочки замирало, вниз — начинало отпускать. Она закрыла глаза. Ей показалось: ещё немного, у неё появятся крылья, и она улетит к вечному счастью… Тут родители закричали, чтобы она перестала раскачиваться, и радость её тут же улетучилась… Постепенно музыка становилась всё громче и напряжённее. Дрожь ожидания. Затем он стал дико хохотать, и хохотал, будто, целую вечность. Почувствовав полное изнеможение, она упала, свернулась в кольцо, как на землю свалившаяся гусеница. И всё исчезло в кромешной тьме… Тьма постепенно расступилась. Музыка, напоминающая осень. Вальс «Бостон» или что-то подобное. Где-то, похоже, танцевали. Да, она снова страстно хотела танца с ним, как тогда на сцене. Где он? Она поднялась по лестнице. Открыла дверь в ближайшую комнату. В комнате не было никого. Она открыла другую дверь. На узкой кровати лежали двое, он и под ним крупная женщина; их лица, похожие на маски, обернулись в её сторону. Потом лица-маски резко сблизились с неприятным хрустящим звуком, и от них в стороны брызнула кровь. Под звуки какого-то жуткого хрюканья головы лежащих на кровати продолжали друг в друга ударяться, от них отлетали фонтаны крови. Кровь на полу, уже по колено, кровь стекала по телу Анны, замеревшей в дверях от ужаса. Кто-то её подхватил сзади, и они вылетели в окно. Внизу росли сосны, и было озеро с бирюзовой холодной водой. Они отвесно упали в воду, в глубину, на самое дно. Она, захлебнувшись, пыталась вырваться, но он держал её до тех пор, пока вода не заполнила лёгкие… Потом она шла по пыльной дороге, волосы спутаны, губы потрескались, босая, с ногами сбитыми в кровь. Мучила жажда. Она всё шла. И дороге той не было конца…

Анна очнулась от всплеска музыки. Оркестр, молчавший ввиду перекура, стал по заказу посетителя наяривать песню начала реформ. Эта песня, как бодрый марш с грамматически неправильным названием «Два кусочека колбаски» могла бы встряхнуть и мертвеца, и она так встряхнула всех в ресторане, что танцевальная площадка немедленно заполнилась до отказа.