Александр Мигунов - Сказки русского ресторана

Анна кого-то напоминала; он силился вспомнить, кого именно, и… вспомнил: девочку Олю. Анна напомнила эту девочку тем, что тоже была блондинкой, что шея была длинной и нежной, что схожесть дрожала в изгибе губы, что в том же самом месте на щеке появлялась и пряталась ямочка. Девочка Оля… Или девушка. Им было тогда по шестнадцать лет. Тогда он жил с матерью в тесной халупе, наспех слепленной из самана; там, несмотря на чистоту, которую мать строго соблюдала, стоял запах сырости и глины.

Когда матери не было дома, а она работала допоздна, к нему иногда приходила Оля. Чем тогда занимали гостей? Телевизоры были тогда редкостью, да и стоили так дорого, что редко кто мог ими похвастаться. Павел любил поиграть в шахматы, но в шахматы Оля играть не умела, а на предложение поучиться со смехом сказала, что бестолковая. Бестолковой она не была, конечно. Напротив, в беседах на разные темы, особенно на темы философские, её гибкий ум такое накручивал, что он не всегда знал, как возразить.

В халупе была всего одна комната, разделённая шкафом и занавеской на три самостоятельных угла, которые можно было назвать кухонькой, спальней и гостиной. В кухне были маленькая плита, раковина, столик на двоих. В спальне, отгороженной занавеской, умещались кровать и громоздкий комод, и это была комната мамы. В гостиной между шкафом и занавеской тесно стояли стол с двумя стульями, этажерка и железная кровать, на которой спал Павел. Он принимал Олю в гостиной.

Первые встречи они проводили, сидя на стульях у стола, потом у неё появилась привычка забираться с ногами на кровать, а он рядом с ней сидел на стуле. Но как концентрироваться на чём-то, когда у него перед глазами всегда были ноги девочки-девушки, в разной степени обнажённые, и всегда обнажённые высоко из-за всегда короткого платья. Когда его мысли совсем запутывались, он предлагал почитать стихи или главу из какой-то книги. Читая, он часто думал о том, что хорошо б на кровать забраться и продолжать читать книгу лёжа, и иногда, как бы случайно, прикасаться к Оле ногой или локтем. Конечно, мечтал он и о другом — о страстных объятиях, поцелуях, и даже о большем ещё мечтал, хотя очень смутно представлял, что для этого надо делать. Но что ему были его мечты, он знал, что его всегда подведёт его невероятная застенчивость, что он никогда сам не решится на самый невинный поцелуй. Вот если бы Оля проявила хотя бы какую инициативу…

Воспоминания об Оле ассоциировались с котёнком, которого он выпросил у девочки в период недолгой жизни в деревне. Он возвращался из магазина, навстречу девочка лет восьми несла в корзинке белого котёнка. А что б они жили в моём доме, — подумал Заплетин, ими любуясь. — Они б освежили своей прелестью грубую бревенчатую избу. Остановившись рядом с девочкой, он спросил её о котёнке.

— Он не продаётся, — отвечала и хотела мимо пройти.

— А если бесплатно? — настаивал он. — Отдай. Я буду его любить.

Она оглядела его испытующе. Он погладил котёнка по спинке, поцеловал его в крохотный носик.

— Хорошо. Берите. Но без корзинки. Я его подружке отдавала, но я ей другого отнесу. У нас ещё три котёнка остались.

Остаток дня он котёнка устраивал. Назвал его Муськой (котёнок был самкой), сделал кроватку (картонный ящик, матрасик из фланелевой рубашки), туалет (ящик с песком), выделил посуду для воды и молока, изготовил мышку (бумажка с верёвочкой). Котёнок его много развлекал, но и изрядно раздражал. Он отучал его, но безуспешно, взбираться на стол и на кровать, качаться на тюлевых занавесках, гадить на полу, а не в песок. Он хватал провинившегося котёнка, вздёргивал к лицу и грубо встряхивал, кричал в мордочку назидания. Однажды швырнул его на пол. Припадая на лапку, котёнок спрятался и целые сутки не появлялся. С тех пор он ходил, волоча ногу, и тем хозяина сильно расстраивал и ещё больше раздражал.

Однажды Заплетин из чувства вины отправился в лес и убил белку. Он долго возился, сдирая шкурку, и всё мясо подал котёнку. Тот ел очень жадно, урча и давясь и, удивительно, съел почти всё. Живот его раздулся, как барабан, и Заплетин испугался, что подохнет. Но — обошлось, отоспался обжора, и снова, на лапу припадая, продолжал прежние пакости. Выпускать его на улицу Заплетин не хотел: как бы соседи не догадались, от чего котёнок стал инвалидом.

Наконец, он решил от котёнка избавиться. Как? Кто возьмёт его, покалеченного? Подкинуть? Деревня была маленькой, и что если девочка узнает, что он избавился от котёнка после того, как тот стал калекой? Подбросить его в другую деревню? В той округе все были родственники, и даже незначительные события становились быстро известны всем. В конце концов он решил так: отнесу его в лес между деревнями. Он понимал, что в этом случае он обрекал котёнка на смерть, но он пытался себя обмануть той мыслью, что вот же, он мог и убить, и закопать где-то в лесу, а он оставлял котёнка живым, то есть давал ему шанс спастись. Котёнок мог, например, побежать по следам его носившего человека, выйти к дороге, остаться на ней, а по дороге меж деревнями иногда проезжали автомобили, и попадались машины неместные.