Даниэль Шпек - Piccola Сицилия [litres]

Мужчины Piccola Сицилии обычно прощали своим женам измены – при условии, что никто никогда не узнает. Не так страшны были наставленные рога, как позор – слабость в глазах других. Леон был не такой. Преданным ему людям он покровительствовал, как родственникам, но тех, кто злоупотреблял доверием, отвергал – раз и навсегда. Он отбросил Сильветту в одну минуту – и она пала так низко, что больше не смогла подняться. Пусть она хоть всему миру рассказывает, что Виктор соблазнил ее, ему плевать, она для него больше не существует. Он вышвырнул ее из дома и запер дверь. С пустыми руками, в платье, в котором она только что веселилась. Без денег, без багажа, Сильветта скользила по боковым переулкам. Синяки темнели на ее лице позорным клеймом. И каждый, к кому она стучалась, знал, что для Леона существуют лишь две категории людей: друзья и враги. И кто поможет Сильветте, тот станет ему врагом.

То же касалось и друзей Виктора. Им пришлось выбирать между Леоном, дававшим им работу, помогавшим, и отсутствующим Виктором. Ясмина сознавала, что дорога домой теперь для Виктора заказана. Связи у Леона имелись обширные, и в этом городе Виктору больше нет места. Ему придется уйти, если он не захочет жить тенью, как Сильветта. Кто-то видел ее спящей на пляже. Кто-то опознал ее на рынке, где она, закутанная в покрывало, бродила, подбирая объедки, гнилую картошку и апельсиновые корки. Старики наказывали детям держаться подальше от обесчещенной, в которую вселились злые духи.

Морицу было жаль Сильветту. Она вовсе не заслуживала, чтобы с ней обращались как с прокаженной. Ясмина следила за участью соперницы с тихим удовлетворением, а Мориц тревожился. И не только за Сильветту, но и за Ясмину. Он сам дал Сильветте козырь, которым она может погубить Ясмину. Он тайком отыскивал Сильветту на пляже, после вечернего сеанса приносил ей еду. Иногда кускус, иногда шакшуку или рыбную похлебку, которую сварила Ясмина. Сильветта принимала еду с благодарностью. Если он ее находил. Иногда она исчезала на несколько дней, а потом вдруг опять появлялась. Она жила милостыней чужих людей.

– Пожалуйста, Сильветта, никому не говорите, кто отец Жоэль.

– С какой стати я должна ее щадить? Эту змею!

– Ради Виктора.

– О, Виктор! Он предал нас всех.

– Умоляю вас, Сильветта.

– Спокойной ночи, Мори́с. До завтра. Вы же придете завтра, не так ли?

– Да. Разумеется.

Если звезда Сильветты скатилась во тьму, то в квартале ощущалось воодушевление. Люди вздохнули свободно, все только и говорили, что о новой жизни. Свобода, завоеванная народами Европы, была по-прежнему недоступна арабам, и искры национализма, толкнувшего Европу к пропасти, теперь вспыхивали за морем.

8 мая 1945 года сгорела не только жизнь Сильветты, но и заполыхала соседняя страна. Глаза, что годами были устремлены на север, теперь обратились на запад, в сторону Алжира.

Сетиф. О Сетифе поначалу перешептывались, но вскоре о нем уже негодующе кричали во весь голос. Во время празднования победы один алжирец в Сетифе, городке неподалеку от границы с Тунисом, размахивал бело-зеленым флагом с красной звездой и полумесяцем. Один-единственный человек во всей толпе. Французский жандарм застрелил его. И десять тысяч разъяренных алжирцев двинулись к европейскому кварталу. Началось с криков о равенстве и независимости, а закончилось кровавой резней. Арабы убивали европейцев, счет шел на десятки. Французы палили с балконов в толпу. Кровь лилась рекой.

Беспорядки распространились на всю провинцию, арабы убивали французских поселенцев, армия бросила артиллерию на арабские деревни. Тысячи, десятки тысяч погибших, и с каждым днем их становилось все больше. Армия подавила восстание. Революционеров принуждали падать перед французским флагом и кричать: «Мы собаки! Vive la France!» Арабы, стоявшие вокруг, кричали: «Это вы собаки! Хуже того – евреи!» Военные выхватывали из толпы людей без разбору и расстреливали на месте.

В Piccola Сицилии люди были дружелюбны – на рынках, на пляже или в кафе. Но ярость, страх и бессилие разъедали их сердца. Как быстро соседи способны превратиться в зверей, убивающих друг друга? По проспекту вдруг начали патрулировать вооруженные жандармы. В кафе сидели шпики. Люди собирались кучками и перешептывались. Европейцы поговаривали о создании вооруженных отрядов. Мусульманам надоело, что с ними обращаются как с гражданами второго сорта. Они узнали, что помощь народов колоний в победе над нацизмом – всех погибших арабов, африканцев и индийцев в форме войск коалиции – осталась невознагражденной. А евреи, разделенные на две группы – местные и европейцы, больше не знали, кому они могут доверять. Покровительнице Франции, которая сотрудничала с нацистами, или мусульманам, бей которых не смог их защитить. Дома были восстановлены, море по-прежнему синело, а вот внутренняя родина, чувство защищенности и сопричастности было разрушено. А ведь еще никто не сосчитал миллионы убитых.