Тоомас Винт - Остановка в городе - Рассказы и повесть

— Милый, — жена прижалась ко мне. Я почувствовал, как мы оба дрожим, и то, что произошло несколько минут тому назад, показалось отвратительным недоразумением.

— Ирмочка… я люблю тебя, — прошептал я, касаясь ее губ. Сквозь шторы в комнату проникал коричневатый свет, я видел перед собой карие блестящие глаза, не помню, чтобы когда-либо раньше я испытывал такое сильное волнение, и вот как раз в тот момент, когда я начал стягивать с нее трусики, раздался звонок в дверь.

— Идут! — воскликнула жена и оттолкнула меня. Я со злостью посмотрел в сторону двери, но жена уже привела себя в порядок и помчалась открывать. Я сидел голый на краю постели, и мне захотелось выйти в таком виде к гостям. Я услышал мужской голос, а затем детский — значит, они все-таки взяли с собой ребенка, машинально подумал я и стал одеваться. «А вашего супруга нет дома?» — донеслось до меня; я взглянул на часы: они явились на полчаса раньше. Я с возмущением подумал, что даже в субботу нельзя чувствовать себя дома спокойно. Я как раз причесывался, когда услышал из другой комнаты звон стекла. Сунув расческу в карман, я решительно направился к гостям.

Школьная подруга и ее муж сидели на кушетке, подруга улыбалась, а моя жена подбирала с пола осколки разбитой вазы, ребенок пытался помочь ей.

— Отойди, — сказала ребенку мать. — Еще порежешься.

Я поздоровался.

— Знакомьтесь, мой муж, — сказала Ирма.

Ребенок испуганно уставился на меня.

— А дядя не рассердится?

Архитектор похвалил мой хороший вкус; я был приятно удивлен, когда он, заговорив о принципах интерьера, то и дело приводил в пример либо продуманную мной комбинацию какой-нибудь полки, либо удачное сочетание цветов. Но несмотря на это, меня шокировала его чрезмерная фамильярность, то, как он обращался к моей жене и даже ко мне. В конце концов ребенок преодолел страх и забрался ко мне на колени. Я спросил девочку, как ее зовут. «Пирет». Затем я спросил, хорошая ли Пирет девочка. «Хорошая», — ответила она.

— А разве у вас нет детей? — спросил архитектор.

Я сказал, что нет, и он понимающе усмехнулся. Неожиданно мне пришла в голову дурацкая мысль — он думает, будто я импотент, наверное потому и усмехается, и тогда я сказал, что, по-моему, люди должны заводить детей лишь после нескольких лет супружества, когда встанут на ноги.

— Это уж кто как… — ответил архитектор, и мне показалось, что он снова усмехнулся.

Жена разлила кофе, а я стал открывать «Рислинг». Архитектор вышел в прихожую и, вернувшись с бутылкой коньяка, — очевидно, она была у него в кармане пальто, — сказал:

— Не могу пить сухое вино.

— Желудок, — понимающе усмехнулся я, будучи оскорблен таким поведением.

— Нет, привычка, — ответил он и налил себе коньяка. Я налил вино.

— Я тоже хочу коньяка, — сказала Ирма. А школьная подруга сказала, что она в положении и вообще пить не может. Я был потрясен ее откровенностью.

— Чему вы удивляетесь, — сказал архитектор, — беременной женщине весьма опасно употреблять спиртное, это может повлечь за собой выкидыш или идиотизм у ребенка, вы не знаете, что такое ребенок-идиот…

Я невольно взглянул на Пирет: девочка сидела на стуле и перелистывала книгу. Мне стало неловко, я испугался, что архитектор мог перехватить мой взгляд, но он, очевидно, не заметил. Зато школьная подруга сказала:

— Наша Пирет на редкость одаренный ребенок, она уже в полтора года стала говорить.

Наступило тягостное молчание. Ирма с упреком посмотрела на меня, и только архитектор, казалось, ничего не уловил, он встал и включил телевизор, затем переставил стул поближе к экрану и взял на колени ребенка. Показывали футбольный матч. Долгое время комнату наполняли лишь свистки и бесстрастная речь комментатора. Наконец я спросил, занимался ли архитектор спортом, он повернулся ко мне и с грустью ответил:

— К сожалению, нет, завидую тем, у кого есть время ходить на спортивные соревнования. В наш век больше не существует романтики, разве что только спорт дает людям возможность проявлять свои эмоции.

— Неужели только спорт? — ахнула Ирма.

— Разумеется, еще кино и книги, но они не совершенны, в кино ты не можешь вскочить и закричать: врежь ему или положи на лопатки; а на соревнованиях — там размахивай кулаками и кричи, сколько влезет, дескать, бей прямо, тот бьет — и противник выходит из игры… Других возможностей вроде бы нет, ах да, еще любовные похождения… — Он сделал паузу и посмотрел на меня. — Представьте себе, у некоторых ущербность мужских качеств выражается в патологических поступках, я имею в виду — в сексуальном смысле.