Вскорости великая государыня Екатерина Вторая озаботилась воспитанием своих внучек, великих княжон. Тем паче сына, как известно, она ни в грош не ставила, супругу его, Марию Федоровну, тоже не особо жаловала в последнее время, хоть и выбирала невестку сама и поначалу души в ней не чаяла. И вот тут рижский генерал-губернатор Георг Браун поведал ей об удивительной женщине, честности, силы духа, благородства и бескорыстия необыкновенных. Императрица генеральским советам вняла, и вдовствующая баронесса была срочно вызвана в Санкт-Петербург, где и было сделано предложение, от которого она не смогла отказаться.
В Зимний дворец из своего имения Шарлотта Карловна явилась без особой охоты и тут же, перед аудиенцией, посетовала в приватной беседе со знакомым по прежней светской жизни царедворцем:
– Как возможно воспитывать детей в таких условиях, милостивый государь?! Пфуй! Вы только посмотрите, что творится при дворе! О, mein Gott! Это же сплошь блуд и пьянство! И Ее Величество подает внукам дурной пример! Это есть schlecht, sehr schlecht! – негодовала она со своим неповторимым курляндским акцентом.
Царедворец сочувственно кивал и молча разводил руками.
В этот момент произошло невероятное. Из-за ширмы, в лучших традициях остросюжетных романов, вышла Екатерина, собственной императорской персоной. Тут бы и закончиться не успевшей начаться педагогической карьере баронессы, ан нет! Императрица, недаром прославившаяся умом и оригинальностью мышления, подошла к оторопевшей вдове, обняла ее и растроганно молвила:
– Вы именно та женщина, какая мне нужна! Честь, прямота и чистота помыслов – качества, необходимые наследникам русской короны!
И процесс пошел. Баронесса не обманула высочайших ожиданий и довольно скоро создала себе прочное положение при дворе, заслужив не только доверие императрицы, но и расположение матери девочек – великой княгини Марии Федоровны. «Дородная и величественная на вид», по характеристикам современников, незаурядный ум, высочайшую нравственность и религиозность она соединяла с необыкновенной душевной добротой, но при необходимости могла проявить жесткость, даже суровость, да так, что граф Безбородко как-то воскликнул: «Жаль, что генеральша Ливен не мужчина: она многих бы удобнее нашлася воспитывать князей молодых!» Слова эти, впрочем, оказались пророческими, и на воспитание сыновей Павла Первого, великих князей – будущего Николая Первого и Михаила Павловича – влияние Шарлотта Карловна также оказала.
В страшную мартовскую ночь 1801 года именно графиня Ливен (да-да, к тому времени уже графиня – оценил император ее преданность по достоинству!) принесла Марии Федоровне весть о гибели мужа. Императрица, как и следовало ожидать, упала в обморок. Впрочем, быстро оправилась и перешла к делу, вспомнив, что она вообще-то коронована, следовательно, теперь должна царствовать. Порывы бежать к Павлу, к которому ее не пускали, сменялись истеричными выкриками «Ich will regieren!». Куда подевалась нежная, женственная, талантливая, мудрая цесаревна-рукодельница, всегда идеально владевшая собой?! Шарлотта попыталась успокоить венценосную вдову, воззвать к ее разуму, но скоро убедилась в тщетности своих усилий. Да и можно ли ожидать иного от женщины, только что лишившейся мужа, да еще при столь ужасных обстоятельствах?! Преданная гувернантка и сама с трудом сдерживала рыдания – она была искренне привязана к императорской семье, и та платила ей взаимностью. Но медлить было нельзя. Проявив невероятные невозмутимость и хладнокровие, Шарлотта Карловна разбудила своих воспитанников и воспитанниц: Марию, Екатерину, Анну, пятилетнего Николая и трехлетнего Михаила; одела их, потребовала заложить карету и под прикрытием конвоя отвезла детей в Зимний дворец, куда в ту же ночь экстренным образом перебрался двор.
Если и раньше наша героиня пользовалась неограниченным доверием и любовью всех без исключения Романовых, то после достопамятной ночи, как замечает составитель «Российской родословной книги» князь Петр Долгоруков, вышла из разряда подданных и стала фактически членом императорской семьи: великие княжны целовали ей руку, а когда сама она прикладывалась к царственной деснице Марии Федоровны, та, едва сдерживая слезы, подносила к губам руку воспитательницы своих детей, которую Шарлотта, разумеется, спешила отдернуть. В день коронации Александра Первого графиня Ливен была награждена драгоценными браслетами с портретами императорской четы. Она всегда старалась внешне держаться в стороне от дел, но, имея огромное влияние на Марию Федоровну, считалась негласной опорой немецкой партии при дворе.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу