Ольга Ворон - Край света

© Антон Ворон, 2016

© Ольга Ворон, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Стяжи дух мирен – и вокруг тебя спасутся.

Преподобный Серафим Саровский

Когда Небо хочет возложить важную миссию на человека, оно вначале ожесточает его сердце, заставляет его до предела напрягать кости и сухожилия, заставляет тело его страдать от голода, повергает его в нужду и нищету, обрекает на неудачи все его начинания. Тем самым Небо укрепляет волю человека, закаляет его как сталь и делает его способным к выполнению того, что при иных обстоятельствах он был бы не способен выполнить.

Мэн-Цзы

[Будто] дымкой вершину утеса

Застилает мой взор пелена.

Где мудрец,

[что] укажет мне Путь? 1 1 Все используемые в произведении хайку взяты из книги «Японская поэзия хайку XVI – XVII веков». Автор стихов неизвестен. Авторский перевод Дмитрия Серебрякова.

Тася всю дорогу беспокоилась. Носилась по клетке, стучала, шуршала, даже кидалась на прутья, требуя деятельного участия в своей судьбе. Но я только иногда оборачивался и просовывал руку между передними сиденьями тряского «уазика», чтобы успокаивающе постучать по коробке. Тесно было – ни коробку на колени взять, ни самому к ней перебраться.

Водитель попался китаец. Ещё в аэропорту он успел надоесть безумной радостной улыбкой с провалами среди жёлтых зубов и долгоиграющими объяснениями на исковерканном русском. И первое, что я сделал, когда мы, наконец, сели в машину, это легонько ткнул его лицом в стекло двери. Мужичок пискнул, и сжался, прикрывая голову. Он всё понял правильно, и его ассиметричная оскаленная улыбка сменилась глубокой задумчивостью. Убедившись в том, что я больше не подаю признаков раздражения, он, молча взялся за руль трясущимися руками и завёл мотор. С тех пор он смотрел на дорогу, не отрываясь, и даже ругался боязливо шёпотом, когда уазик заваливало на горной дороге. И я мог, сколько вздумается, смотреть на пейзаж за окнами.

Но сквозь мутное, забрызганное грязью стекло мир казался таким же мутным и грязным. Унылыми, обезличенными тянулись болотные низины и хвойные горы, и такое же унылое, безбожное висело над ними небо. И с чего я придумал себе, что тут будет хорошо? Спокойно – может быть. Но хорошо… От себя же не сбежишь. Да?

Машину здорово трясло, и оттого меня клонило в сон. В самолёте заснуть не смог, а тут будто приспичило. Но, закрывая глаза, тут же одёргивался – не прошло ещё, не прошло… И неведомо, когда сгинет проклятое наваждение. Костян сказал на прощание: «Пара дней – и смена обстановочки мозги прополощет, как простынку!». Может, и прав. По такому миру – и мысли должны стать унылые, серые, тяжёло-влажные и холодные. А и пусть! Всё лучше, чем в чёрно-белом калейдоскопе сизые пятна. Костяные, упрямые, сволочные.

– Просыпай! Просыпай! – шепеляво долдонил китаец, бешено вращая баранку, чтобы удержать машину на размокшей в белую сметану каменистой дороге. – Приехаль!

И так у него получалось говорить, словно наши слова, русские, разбивал на свои китаёзские иероглифы: «вин-пин-чунь», «чунь-пинь-вень» – «при-е-халь», «про-сы-пай». Вот говорилка китаёзская!

Я потянулся, выправился на кресле и посмотрел вперёд – там, в низине, куда мы съезжали, дорога упиралась в «зону GT-17». Виднелись однотипные серые бруски зданий и в полтора человечьих роста бетонная ограда с редкими вышками.

За спиной коробка затихла – видимо, Тася за обещанные четыре часа дороги вконец измаялась и прилегла где-нибудь в уголке, тяжело поводя боками и смотря несчастным взглядом на дырку в крышке коробки. А может и задремала, как я, так же измученно и никчёмно – всё равно чувство отдыха от такого сна не получишь.

Когда подъехали ближе, стала видна стройка, из-за которой и возникла «зона GT-17». Пара «Камазов» смотрелись детёнышами рядом с экскаваторищем, опустившим ковш на платформу. Машины, бетономешалки. Два крана и несколько десятков огромных бетонных колец. И – ни одного рабочего. Только тусклый свет пробивается через окна бараков да на двух видимых вышках стоят автоматчики.

А вокруг тянулась странная, цвета лишайника, бетонная стена с нацепленной сверху колючкой. Частые дожди изъели проволоку, и они закапала ржавой водой стену – вот и получились подтёки. Грязные жёлтые, оранжевые, бурые и серые пятна въелись в бетонные плиты, создав ощущение валунов, заросших мхом и лишайником. И только подъехав ближе, можно было понять, что стена не мохнатая, не мягкая, как это бывает с обросшим камнем, а попросту крашенная ржавой водой.